моя сдувалась на подлете, как зацепившийся за шипы шарик.

– Вижу, – спокойный ответ, долгая пауза. – И, значит, все случилось как надо.

«Как надо?» – нужно было заострить внимание на этих словах, но у меня пока не выходило. Пью впервые рассматривал меня, видел мою внешность, которую до того изучал лишь пальцами, и я не могла расшифровать его реакцию на меня. Неожиданно кольнуло что-то, похожее на стыд, а следом мысль: «Вдруг я не соответствую тому, что он представлял?». И еще это родимое пятно… Захотелось прикрыть висок ладонью, но я сдержалась.

– Я выгляжу не так, …как ты думал?

Воспринимать себя красивой было гораздо легче, когда он меня не видел, не мог оценить, как делал сейчас. Ответа не последовало, как будто это было не важно, как будто где-то на фоне Эггерт обдумывал процессы куда более важные, нежели чья-то внешность. Всплыли сказанные им слова: «Значит, все случилось как надо…», – что все-таки это означало?

Мой мир покрылся неуловимой, почти незаметной пока паутиной подозрений.

Натыкаться на его прямой изучающий взгляд было сложно: оказывается, зрячий Эггерт – это красивый, но совершенно незнакомый Эггерт. Цельный, с восстановившимися внутри шестернями и неподвластным мне ходом логики. Казалось, что снаружи зябко, хотя грел костер.

Я брыкалась в те моменты, когда начинала нервничать, сделала это и теперь.

– Почему…я чувствую себя так, будто сыграла роль в каком-то спектакле? – спросила о том, чего боялась более всего. – Ты меня…использовал?

– Ты часто использовала других людей и их богатства, чтобы получить выгоду. Так почему тебя удивляет то, что кто-то мог использовать тебя?

Я не понимала, что происходит. Но было стыло уже изнутри – что-то шло не так, ломалось, кренилось. Пока еще неслышно. Казалось, катастрофа еще не дошла сюда, но я уже ощущаю ступнями, как трясется земля. Пусть пока еще нет грохота и обрушений, но ударная волна уже случилась. И она дойдет сюда.

– Из какого ты Района? – спросила, не зная, зачем. Севшим голосом, предполагая ответ.

– Из Первого.

Эггерт казался мне стальным. И чуть снисходительным.

– Тебя действительно зовут Эггерт?

– Да. Как я говорил, это одно из моих имен. И еще не так давно я жил и работал в Кирстауне…

Кирстаун – столица Первого Района. Город-сказка, город, до которого простым смертным не добраться.

– …занимался разработками по созданию нейроматриц и восстановлению алгоритмов искусственного интеллекта.

– Вот почему ты так много об этом знаешь…

– Именно. И я продвинулся далеко, очень далеко. Не всем это нравилось…

Я смотрела на нового Эггерта, другого, совсем не того, который недавно лежал со мной в постели. Там был Пью, он умел быть теплым. Этот новый человек, кажется, не умел. Он был умен, расчетлив, наверное, он обладал невероятным интеллектом – от этого почему-то не становилось легче.

– Против меня был сговор. Некоторые из высокопоставленных лиц решили, что прогресс нам ни к чему, и меня очень умело…подставили. Ввиду пережитого стресса, достаточно болезненного и внезапного, подкосившего физическое тело, я ослеп. Меня не стали убивать, отправили в Третий Район. Сочли безопасным.

Безопасный «Пью»… Еще Филин говорил: не лезь к нему, держись подальше. Но, кажется, это все равно бы не помогло.

Я почему-то не могла смотреть ему в глаза теперь. В эти самые чуть раскосые глаза, такие расслабленные раньше. Взгляд их теперь был бритвенно-острым, скальпельным. К тому же я внезапно застеснялась себя: сказалась разительная перемена в отношении ко мне Пью. Почувствовала себя если не уродливой, то однозначно «не такой». И больше не красивой. Глупо полагаться на чужие суждения касательно собственной внешности, но мы, люди, часто это делали, не умея оценить себя самостоятельно. Желательно с отметкой в плюс.

– Передо мной стоял выбор: просто существовать слепым и немощным либо попытаться найти выход. Я пришел к выводу, что если уберу тот самый возникший экстренный уровень боли, то смогу вернуть зрение.

– И ты нашел меня.

Мой голос сел. Он был тих, я старалась говорить ровно. Внутри меня уже где-то «бахнуло», но пока как в фильме, как на экране, когда события не кажутся настоящими. Они покажутся потом, и ущерба от разрушений это не умалит. А я так радовалась, выходя из спальни, что процент моей Лейки впервые достиг отметки пятьдесят один. Я была счастлива, умиротворена, абсолютно довольна жизнью. Сейчас моему плечу было холодно, его морозило, потому что процент «стекал».

– Да. Я тебя нашел. Узнал, что добровольно ты по своей специализации работать отказываешься, выяснил, чем занимаешься сейчас.

– И подкинул мне карту.

Я не была дурой, я быстро соображала. Только недостаточно быстро в этом случае – в случае с Пью.

– Конечно. Думаешь, случайно в твоих руках оказалась карта артефактов? Я позволил нео-ключу отметиться на ней, я заплатил за это.

Вот как оно чувствуется, когда тебя используют. Неприятно. Как будто ты больше не важен, как будто тебя обесценили, как будто тебя как личности больше нет. Кажется, в этот момент я решила, что использовать людей больше не буду, чтобы они это чувство никогда не переживали. Или не переживали хотя бы по моей вине.

– Я знал, что ты ухватишься за возможность заполучить столь ценный предмет, придешь за ним. Что я позволю тебе его взять, а после отыщу. Знал, что потенциальное «наказание» за воровство ключа будет пугать тебя, и тогда я предложу тебе сделку: я забуду о краже в обмен на услугу. Ты применишь свой талант, я не сдам тебя властям. Мы оба в выигрыше, инцидент исчерпан.

Ловко. Умно. Тактично все верно просчитано. И почему-то грустно.

– Я не ожидал только, что ты случайно используешь ключ, что мы окажемся здесь. – Пью улыбнулся. – Что ж, это тоже…было…интересно.

Конечно, он все знал о матрицах, он с ними работал. О запросах ИИ, о форме взаимодействия с ним, был в столице ведущим специалистом в области разработок. Мне становилось все холоднее; казалось, из моего нутра выметается ветром пыль, как из заброшенного дома.

И следовало спросить о важном – я всегда так делала, чтобы не гадать и додумывать. Додумывать больнее, чем принимать правду. Даже плохую.

– Значит, все то, что случилось…здесь, …было для тебя…неважным?

Он молчал; потрескивали дрова в костре.

Молчание – тоже ответ. Очень красноречивый.

– Отлично ты использовал себе на пользу мои чувства…

Стоило признать очевидное.

Впервые его голос сделался почти таким же мягким, как раньше. Почти.

– Я не собирался вовлекать в это чьи-либо чувства – твои, свои. Это не являлось частью моего плана.

– Но они…вовлеклись.

(LP – Forever for Now)

Мне хотелось назад, в спальню. Не сидеть здесь у костра, но вновь нежиться в теплых ладонях, хотелось назад во времени, куда-то в другую реальность. Я пересилила себя, посмотрела на Эггерта прямо – на нового, на старого. Я искала в нем что-то знакомое, отголоски того человека, недавно ласкавшего меня в спальне. Прижимавшего к себе, обнимавшего, прячущего в «домик».

– А это все, что случилось в лабиринте, – случайность? Досадная для тебя?

Этой досадной случайностью стало мое сердце.

– Не делай сложно там, где должно остаться просто, Кристина.

Тихий ответ. И убивший наповал.

Еще час назад я была уверена, что буду желать наслаждаться этим местом следующие несколько дней, теперь я едва ли была способна его выносить. Все ложь. Все. Картон, декорации, ненастоящее, ненужное… Искусственный дом, ложные чувства, сплошные иллюзии. И хитроумный план.

Пью докурил, теперь он крутил в пальцах снятый с цепочки ключ. И набалдашник его светился – пока еще тускло. Но он светился.

– Ты говорил, что ключ зарядится через…

– Он никогда не разряжается.

– Очередное вранье, значит.

– Ты никогда в этой жизни никого не обманывала? – Невидимый хук в челюсть. – Ключ не теряет энергию, его можно использовать в любой момент.

И Эггерт, кажется, собирался использовать его сейчас. Значит, прощай это место, этот дом… Наверное, стоило попросить о том, чтобы мне дали десять минут попрощаться, но делать этого больше не хотелось: уже