Борис притушил каблуком сигарету и тут же начал новую.Хулиганы стояли у закрытого киоска и смотрели в его сторону. Может, хотятпотолковать пацаны? Хорошо бы сейчас с этими двумя поговорить. Одному – левойпо печени, другому – правой в зубы. Отлетит прямо вон к тому забору. Говна несобрать! Сейчас самое время поговорить с этими двумя «костиками». Он прошелвплотную к ним и внимательно посмотрел в лица. Оба испуганно отвели глаза. Одиншмыгнул носом.

* * *

Не менее трех часов продрожала ученица парикмахерскогоучилища Люда Сорокина в особняке на улице Качалова в ожидании неизвестности. Ачего, казалось бы, бояться девушке в такой уютной роскошной обстановке?Огромный нежнейшего ворсу ковер покрывает пол салона, вот именно, иначе и нескажешь, салона с мягкими неназойливыми, да еще и затененными изящнымиабажурами, источниками света. В трех узких хрустальных вазах стоят трирасчудеснейшие розы: красная, розовая и кремовая. Еще два великолепных ковра,правда, не новых, явно бывших в употреблении, один с какими-то маврами вкрепости, другой с морскими чудовищами, свисают со стен. На третьей стенебиблиотечные полки с книгами в кожаных переплетах. Четвертая стеназадрапирована товаром высшего класса, шелк с кистями, за драпировкой высоченноеокно; в шелковую щелку видать – под окном взад-вперед прохаживается военный.Что еще заметила Люда Сорокина за эти три часа? В углу стоит мраморная фигураобнаженной девушки, такая фигура, как вроде у самой Люды, когда ее можно увидетьв зеркале Даниловских бань по дороге в моечную залу. Как раз вчера Люда была сматерью и соседкой в бане и очень хорошо промыла все сокровенные места.Мраморная девушка остатками одежды прикрывает свое главное место, но на губах унее порочная улыбка. У Люды губы дрожат: неизвестно, что ее ждет в салоне,какие обвинения будут предъявлены. Вот еще одно непонятное наблюдение. Такихкрасивых зеркал, как из Даниловских бань, то есть в резных рамах, здесь целыхтри. Слева от койки, справа от койки и, что еще довольно интересно, в наклонномвиде прямо над койкой. Ну вот, значит, и койка, похожая, как бы старший мастерИсаак Израилевич сказал, на произведение искусства. Эту койку даже и койкой-тоне назовешь, потому что по жилплощади она, может быть, не уступает всейсорокинской комнате в дальнем Замоскворечье, то есть 9 кв. метров. У нее естьголовная спинка из резного дерева, там, мама родная, сплетаются два лебедя, авот ножная спинка отсутствует. Койка очень низкая, полметра высотой, под ней неспрячешься. В общем, это, конечно, не койка, а вот, как в «Королеве Марго»Александра Дюма написано, ложе. Вот именно, ложе, покрытое опять же ковром спереплетенными цветами, и кроме того, разбросаны бархатные подушки. Оно,кажется... Люда оглянулась, потрогала рукой поверхность: тугое и малостьпружинит. Что со мной тут будут делать? Неужели, как в училище говорят, будутсовокуплять с мужским органом? Да ведь генерал же такой красивый приглашал,такой солидный. Ой, лишь бы не расстреляли!

Приходила тетька в кружевном фартучке и в такой же наколочкена голове. Принесла поднос, мама родная, с очаровательными фруктами и с тремяшоколадными наборами, в каждом серебряные щипчики. «Дамочка, дорогая, где янахожусь?» Тетька улыбнулась совсем без душевной теплоты. «Вы в гостях управительства, девушка. Кушайте эти вкусные вещи».

Люда съела одну штучку. Ой, какая же вкусная, моя любимая,которую и пробовала-то один раз в жизни: орех в шоколаде! Ну, правительствоведь не расстреливает же, само-то ведь оно не расстреливает же. Ну, ведь исовокуплять, наверное, не будут, иначе как-то будет выглядеть несолидно. Вдругзаиграла музыка, и от этих звуков симфонических Люда опять вся затрепетала ипоняла, что добром отсюда все же не уйдешь. И вот наконец через три часа пришелстарик в театральном халате с кистями, как на занавеске. На голове ковроваятюбетейка, на мясистом носу очки без дужек, кажется, называются «пениснэ». Людавскочила, ну прямо как эта мраморная девушка, хоть и была вся одетая.

– Добрый вечер, – культурно сказал старик, кажется,нерусский. – Как вас зовут?

– Люда, – пролепетала юная студентка волосяногоискусства. – Люда Сорокина.

– Очень приятно, товарищ Люда. – Он протянул руку.Кажется, он только Люду услышал, Сорокина ему как будто без надобности. –А меня зовут Лаврентий Павлович.

От страха Люде это довольно благозвучное имя показалоськаким-то жутким «Ваверием Саловичем».

– Не надо волноваться, товарищ Люда, – сказал ВаверийСалович. – Сейчас мы будем ужинать.

Он сел рядом с Людой в кожаное кресло и нажал какую-токнопку на высокохудожественном столике. Почти немедленно давешняя женщинавместе с военнослужащим вкатила столик на колесиках; Люда даже и не знала, чтотакие бывают. Все блюда прикрыты серебряными крышками, кроме хрустальной вазы схолмом икры. Этот продукт Люде был знаком еще по культпоходу в ТЮЗ, когда вантракте угощались бутербродами. Вот что было совсем малознакомо, так этоведерко на столе, из которого почему-то торчало горлышко бутылки. Две другихбутылки приехали самостоятельно, то есть без ведрышек. Все расставлено было нахудожественном столике перед Людой и Ваверием Саловичем. После этогообслуживающий персонал укатил свое транспортное средство. Ваверий Саловичулыбнулся, как добрый дедушка, и продемонстрировал Люде, как надо разворачиватьсалфетку.

– Вы любите Бетховена? – спросил он.

– Ой, – выдохнула Люда.

– Давайте-ка начнем с икры, – посоветовал он и строгодобавил: – Надо съесть сразу по три столовых ложки. Это очень полезно.

Может быть, это доктор правительственный, подумала Люда.Медосмотр?

– Как вы чудно кушаете эту серебристую икру, товарищЛюда, – улыбнулся Ваверий Салович. – У вас губки, как черешни. Инаверное, такие же сладкие, а? – Он гулко, заглушая музыку, расхохотался.Нет, медики так не смеются. – А вот теперь надо выпить этогоколлекционного вина.

Собственноручно Ваверий Салович наполнил хрустальный бокалтемно-красным и прозрачным напитком.

– Да ведь я же не пью, товарищ, – пробормотала она.

Он лучился добротой.

– Ничего, ничего, вам уже пора пить хорошее вино. Скольковам лет? Восемнадцать? Скоро будет? Охо-хо, опять эти законы РСФСР! Ну-ну,пейте до дна, до дна!

Люда сделала глоток, потом еще глоток, еще, ну, никак неоторвешься от этого вина. Вдруг рассмеялась соловьиной трелью: «ВаверийСалович, вы, наверное, доктор?» Показалось, что покачивается на волнах. Весьстол покачивался на мягких волнах. Приятнейшие волны раскачивают всю нашукомнату – вот Ваверий Салович правильное слово нашел: будуар...

– Вам нравится наш будуар, Людочка?