Я отобрал 6 стихотворений и направил с ними к Сергею Митрофановичу. Посмотрите и сделайте все, что возможно»[62].

Рекомендация предназначалась одновременно двум друзьям — поэту Сергею Городецкому, жившему на Малой Посадской, и писателю Мурашеву, часто посещавшему квартиру друга.

Акмеист Городецкий, один из основателей «Цеха поэтов», знаток фольклора, тяготел в то время к «чистому», народному творчеству.

Вот вам корчаги, махотры, макитры. Кашники, блюда, щаные горшки. Глянь: муровал их художник прехитрый: Ишь распустил завитки да цветки[63]

Услышав стихи нежданного гостя, Сергей сразу почувствовал родственную душу и восхитился гением «крестьянского» поэта, его появления в литературном мире он так ждал.

Гой ты, Русь, моя родная, Хаты — в ризах образа… Не видать конца и края — Только синь сосет глаза. <…> Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» Я скажу: «Не надо рая, Дайте родину мою»[64]

Радушное знакомство с Городецким в этих стенах в тот же день переросло в дружбу, скрепить которую Сергей решил немедленным приглашением молодого Есенина поселиться у него. Помимо жилья, Городецкий снабдил юное дарование полезными знакомствами — лично рекомендовал его издателям, устраивал вечера и чтения, привлек к организации собраний литературно-художественных обществ «Страда» и «Краса», регулярно проходивших в его квартире в этом доме. Собрания эти, посвященные обсуждению русской старины, народного творчества, песен и былин, посещали Репин, Шаляпин, Рерих, Бальмонт. Из окон этого дома нередко доносился голос Есенина, читавшего свои стихи и певшего частушки под гармошку.

Я сидела на песке У моста высокова. Нету лучше из стихов Александра Блокова. Сделала свистулечку Из ореха грецкого. Веселее нет и звонче Песен Городецкого. Шел с Орехова туман, Теперь идет из Зуева. Я люблю стихи в лаптях Миколая Клюева[65].

Друзья делили квартиру в этом доме меньше года — в конце 1915 года их разделила не только личная отчужденность (Есенин под влиянием очаровавшего его Клюева отдалился от «Красы» и стал бывать у «врагов» Городецкого — в религиозно-философском кружке Мережковских, живших таинственной коммуной, но и Первая мировая война. Есенин отбыл в Царское Село для службы на императорском военно-санитарном поезде, оказывавшем медицинскую помощь раненым, — там он однажды читал свои стихи перед императрицей Александрой Федоровной и ее дочерьми. А 32-летний Городецкий, натянуто-дружелюбно, но холодно попрощавшись с самодовольными, разряженными в нарочито русские костюмы ныне неразлучными Есениным с Клюевым, отправится на Кавказский фронт в качестве военного корреспондента.

Друзья встретятся вновь лишь спустя пять лет в Москве и будут периодически общаться все четыре года до смерти Есенина, но прежняя близость и беззаботная молодость двух поэтов навсегда останутся в квартире № 8 дома № 14 на Малой Посадской улице, на Петроградской стороне.

Литература

Блок А. А. Собр. соч.: в 8 т. Т. 8. М.; Л., 1963.

Весь Петербург. 1915 г.

Городецкий С. М. Сергей Городецкий о Сергее Есенине // Новый мир. 1926. № 2.

Городецкий С.М. Ива: 5-я кн. стихов. СПб.: Шиповник, 1913.

Есенин С. А. Радуница. Пг., 1916.

Есенин С. А. Частушки (О поэтах) // Поли. собр. соч.: в 7 т. Т. 4. М., 1996.

Машинский С. И. Городецкий // Краткая литературная энциклопедия. Т. 2. М., 1962.

Мурашев М. П. Сергей Есенин // Есенин. Жизнь. Личность. Творчество: сб. М., 1926. Русская поэзия Серебряного века. 1890–1917: антология / ред. М. Гаспаров, И. Корецкая и др. М., 1993.

Скороходов М. В., Юсов Н.Г., Юшкин Ю.Б. Хронологическая канва жизни и творчества Сергея Александровича Есенина (1895–1925) // Есенин С.А. Поли. собр. соч.: в 7 т. Т. 7, кн. 3. М., 2002.

ЦГИА СПб. Ф. 513. Ол. 102. Д. 8322. 37 л.

Ясинская 3. Мои встречи с Сергеем Есениным // С. А. Есенин в воспоминаниях современников: в 2 т. / вступ. ст., сост. и коммент. А. Козловского. Т. 1. М., 1986.

Гостиница «Астория»

(1912 г., архитектор Ф. И. Лидваль; Большая Морская ул., 39 / Вознесенский пр., 12)

«Ленинград, 30 мая 1954 года.

Дорогая Лиличка, хочу немного рассказать тебе о Ленинграде. За это время было несколько хороших солнечных дней, и он был несказанно прекрасен. В яркой зелени и тепле он был какой-то особо благостный, тихий и добрый, как человек, впервые вышедший на солнце после долгой и тяжелой болезни. Единственное, что портит его, это кумачовые тряпки, навешанные где попало по случаю юбилея. Едва ли есть еще один город, которому бы так «не шли» эти «украшения». Это выглядит