Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8 августа начались оборонительные бои на подступах к Ленинграду. Ровно месяц войска пытались сдержать наступление захватчиков, отступая все дальше и дальше. 8 сентября немецко-фашистские войска отрезали Ленинград с суши. Началась блокада.
В этот вечер Влад впервые забыл про девчонку. 28 немецких бомбардировщиков, сопровождаемые истребителями, шли на Ленинград. Эскадрилья Влада была поднята по тревоге. Завязался воздушный бой. Силы были далеко не равны — в дивизии попросту не было столько самолетов, потому в бой бросили даже штурмовики, понимая, что толку от них в воздухе мало, но выхода не было. В результате навстречу немецкой эскадрильи в воздух поднялось лишь 27 самолетов.
Изначально Казаков пристроился сбоку так, чтобы Анжелике было удобно стрелять. Он смотрел на бой и в ярости сжимал штурвал, всерьез опасаясь стереть зубы до основания, но подобраться сверху возможности не было: мешала облачность, снизу — с тем же успехом он мог застрелиться сам здесь и сейчас. Немецкие истребители знали свое дело. Разбившись на пары, они четко контролировали все подходы к бомбардировщикам, давя численным превосходством. На одну нашу машину приходилось по пять-шесть фрицев. Сейчас он мог только наблюдать и лавировать, выбирая наиболее удобные для стрелка позиции в надежде, что у Ангела хватит патронов.
Анжелика не подводила. Вот ушел вниз один истребитель, почти сразу за ним второй, третий… Вот она подбила Дорнер, в мгновение ока превратившийся в огненный шар и разметавший взрывной волной находившихся с ним рядом пилотов. Владу удалось удержать свой ИЛ так, что его лишь качнуло. Осколки и разлетавшиеся части самолета застучали по борту.
— Цела? — закричал он в микрофон.
— Я — да. Фонарь открою, пошел трещинами, не вижу ничерта! — глухо донеслось из наушников.
— Не смей! — заорал Казаков. — Хоть какая, но защита!
— Да пошел ты! — прохрипело в шлемофоне, и лампочка связи на панели погасла.
— Закрой фонарь, кретинка! — заорал не своим голосом Влад и в бешенстве жахнул кулаком по кнопке включения переговорного устройства. — Идиотка ненормальная!!!
В ту же секунду ИЛ Рыжова задымил и, оставляя за собой след из черного дыма, ушел в пике. Чуть в стороне от него раскрылся белый купол — Димка успел выпрыгнуть. Сразу пять истребителей перестроились и пошли в атаку, чтобы уничтожить десантировавшегося пилота. Забыв обо всем, Влад рванулся на помощь другу. Заложив совершенно сумасшедший вираж, он свечой взмыл под брюхо вставшего в атаку истребителя и нажал на гашетку. Из пулеметов, расположенных в основании крыльев, вырвались две очереди. Бензобак задымил. Чудом уйдя от столкновения с сорвавшимся в падение истребителем, Влад бросился на следующего. Выстрел из пушек прошел мимо. Заложив очередной вираж и заходя на истребитель сверху, он увидел, как тот, кувыркаясь, понесся к земле. Казаков, скользнув бешеными, налитыми кровью глазами вокруг, отыскал себе новую жертву…
Несмотря на героическое сопротивление советской эскадрильи, 23 бомбардировщика прорвались к Ленинграду и сбросили свой груз на город, разбомбив Бадаевские склады. Поняв, что Дорнеры выполнили свою задачу, Мессершмитты, пропустив бомбардировщики подальше, отстреливаясь от потрепанных остатков советской эскадрильи, врассыпную бросились наутек. Осознав, что дальше преследовать ушедшие самолеты противника самоубийственно, Влад повернул на аэродром.
Связь с Анжеликой не работала. Казаков молился, чтобы она не вывалилась из кабины, чтобы была жива, лишь бы ее не ранило… За то время, пока он возвращался на базу и садился, Влад прошел двадцать кругов ада, успев нафантазировать миллион ужасов и окончательно убедив себя в том, что в кабине стрелка его ожидает холодный, изувеченный труп юной девчонки, которую он не смог защитить, сберечь, укрыть…
Едва посадив самолет, Казаков пружиной выскочил из него и, подлетев к кабине стрелка, схватил за плечи поднявшуюся Анжелику и рывком вытянул ее на крыло.
— Ты, кретинка ненормальная! — в совершенно неконтролируемом бешенстве он тряс девушку. — Я сам снесу твою тупую башку, раз ты ею не пользуешься! Ты что творишь, идиотка? Ты как смеешь связь отключать, дебилка малолетняя! Ты какого хрена фонарь открыла? Совсем ума нет? Ты мозгами повредилась? — орал не своим голосом Влад, трепля девчонку словно куклу.
— Пусти! Мне больно! — прошипела Анжелика, рывком сбрасывая руки Влада со своих плеч. — Фонарь разбился, весь трещинами пошел. Я ничего не видела! Как мне стрелять? Вслепую? — вызверилась она.
— Ты зачем связь отключила, ненормальная? А если бы тебя ранило? А если… — скрипнув зубами, снова начал Влад.
— Если, если!.. — перебила она его. — Волнуешься за меня — так и скажи! Нечего орать как контуженый! И отвлекать меня во время боя своими истериками тоже не надо!
— Чегооо? Чокнутая самоубийца! Я? Волноваться? Да еще и за тебя?.. — опешил Казаков. — Да проще тебе голову открутить и не мучиться! Один хрен ты ею не пользуешься!
— Зато ты пользуешься! — огрызнулась девушка. — Чего ждешь? Давай, откручивай! — уперла она руки в бока, с вызовом глядя на него. — Ну давай!
Влад уставился на нее, сжимая кулаки. Ангел оперлась пятой точкой на край кабины, сложила на груди руки и, чуть склонив лохматую голову, с легкой улыбкой выжидательно смотрела на него. И Казаков не выдержал. Рывком притянув к себе девушку, он впился обветренными губами в чуть изогнутые в насмешливой улыбке губы. Он целовал ее жестко, зло, словно наказывая за свой испуг, за ежесекундный страх за нее, за тот ад, который он пережил, пока молчала связь…
Ее руки несмело взметнулись вверх, обнимая его за шею, пальцы запутались в волосах. Мужчина застонал, крепче прижимая ее к себе и вдруг, словно опомнившись, резко оттолкнул и, скользнув по крылу, размашисто зашагал прочь. Анжелика, прижав руку к распухшим губам, растерянно смотрела ему во след.
Уже десять дней они не разговаривали. Влад избегал Анжелику. И лишь перед полетом продолжал тщательно проверять ее парашютную систему. Девушка покорно стояла на крыле самолета, раскинув руки в стороны, пока он придирчиво дергал каждое крепление, каждую лямку. Убедившись, что все в порядке, он молча указывал ей на ее место, лично включая связь. Для чего, Анжелика не понимала — уже десять дней переговорное устройство упорно молчало. Зато в эти дни она зачастую оставалась даже без запасного боезапаса — теперь Казаков летал как сумасшедший, словно в пику ей выписывая такие фигуры, из которых бедный самолет, даже отработав по целям и сбросив груз, выходил с трудом, натужно воя мотором и скрипя всем корпусом. Но теперь она могла стрелять по многим