самыми малейшими достижениями в этой области, скрупулезно собирая по крупинкам любую информацию о применяемых методах лечения. Узнав, что в институт доставили летчика с тяжелейшими ожогами, которому грозит ампутация, он был готов на все, лишь бы спасти пострадавшего и дать ему хотя бы мизерный шанс на выздоровление.

После долгих споров и убеждений, рассказов о различных методиках лечения и задокументированных результатов применения этих методик другими докторами со всего мира молодому врачу позволили попробовать вылечить раненого, предупредив, что при первых признаках начинающейся гангрены руки Казакову ампутируют.

Вересов буквально вьюном вился вокруг лейтенанта. Он то перевязывал ему раны, то оставлял их на воздухе, давая подсохнуть, держал Влада под кварцевыми лампами. Безжалостно гонял медсестер, заставляя их проводить необходимые процедуры минута в минуту. Лично обошел все аптеки в городе, переговорил со всеми провизорами, на собственные деньги скупал у них приготовленные ими препараты и испытывал их на Казакове.

Ожоги на ногах и теле постепенно подживали, но руки… Больше месяца доктор неустанно боролся с воспалением, нагноением и инфицированием ран, порой приходя в отчаяние. Снимая бинты и глядя на все больше черневшие раны, иногда он был готов сдаться, тем не менее упрямо продолжая лечение. Спустя три недели он решился на частичную пересадку кожи с непострадавших участков на руки. Несмотря на возражения коллег, Вересов провел эту операцию на наиболее пострадавшем участке правой кисти.

С неповрежденной части плеча левой руки доктор срезал небольшой участок кожи, не отрезая ее совсем, и намертво прибинтовал правую кисть к левой руке[1].

Опыт прошел успешно — пересаженная кожа на очищенном от поврежденных тканей участке приживалась. Вдохновленный успехом, Александр Иванович повторил опыт со второй рукой.

Медленно, постепенно Вересов побеждал. Спустя три месяца он приступил к поэтапной, аккуратной разработке кистей. Шаг за шагом он двигался вперед. И уже видел, что это победа. Он смог сохранить руки человеку!

Влад пробыл в госпитале полгода. Через боль, через льющиеся из глаз слезы он разрабатывал руки, не способные удержать даже ложку. Как же он будет управлять самолетом? Без неба он себя не мыслил. И Казаков без устали снова и снова выполнял упражнения, показанные доктором. От чрезмерных усилий не зажившие раны лопались. Получив капитальный нагоняй от Вересова, он стал умнее — перед тем, как начать упражнения, густо смазывал руки жиром, давал жиру размягчить кожу и раны, и только потом начинал упражнения.

Видимо, из-за жира начавшие наконец подживать раны снова воспалились. Сказать, что Вересов орал — это не сказать ничего. Таких семиэтажных витиеватых конструкций Влад не слышал даже на аэродроме. Зато четко уяснил, что руки ему ампутируют. Рук было жалко. Пришлось смириться и делать ровно то, что говорил доктор.

В конце марта Вересов вручил Владу выписку и справку о том, что тот к продолжению воинской службы не годен.

— Можете возвращаться домой. Оставшиеся раны небольшие, они уже не опасны. Новая и наращённая кожа еще очень нежная. Не забывайте ухаживать за ней и беречь ее. Ваша задача содержать руки в чистоте и тепле. Не допускайте хотя бы в первые года два новых повреждений. Постепенно на месте ран будут формироваться рубцы. Не прекращайте осторожно разрабатывать руки. Если послеожоговые рубцы сформируются в неподвижности, в дальнейшем вернуть подвижность кисти будет практически невозможно, — Александр Иванович волновался. Ему совершенно не хотелось выписывать пациента, но и держать его в госпитале он больше уже не мог. Молодому доктору очень хотелось проследить процесс восстановления до конца, но увы…

— Подождите, доктор… Домой? Вы отправляете меня в отпуск? — нахмурился Влад. — Я что, недостаточно наотдыхался, по-вашему? Да и куда мне ехать? К фрицам? Нет уж, пишите мне направление на фронт!

— Влад, поймите… Вы же летчик, верно? — потерянно забормотал Вересов.

— Я — летчик, — еще больше нахмурившись, твердо проговорил Влад. — И я буду летать!

— Боюсь, уже нет, — вздохнув, опустил глаза доктор. — Поймите, дорогой вы мой… Мы спасли вам руки, они у вас есть, но вы же и сами понимаете, что управлять такими руками самолетом… У вас попросту не получится. Вы научились держать ложку, не так, как раньше, но все же, но даже пуговицы вы застегнуть самостоятельно не можете. Со временем научитесь, но не более!

— К черту все ваши предсказания! — взвился Влад. — Я буду летать! Пишите мне справку, что я здоров!

— Я не могу написать такую справку, — покачал головой врач. — Вы не сможете летать.

— Я буду летать! — процедил сквозь зубы Казаков. — И я пойду на фронт!

— Вас ни одна комиссия не пропустит, — тихо проговорил Вересов, снова покачав головой. — Смиритесь. И радуйтесь тому, что имеете.

— Да на черта мне жизнь без неба? — заорал Влад. — Вы хоть понимаете, что это — небо?! Вы ни черта не понимаете!

— Мне жаль… — доктор развернулся и вышел из палаты.

Глава 13

— Миш, а откуда ты это все знаешь? — сдвинув бровки, Лена подняла голову с колен и подозрительно посмотрела на валявшегося на уже по-осеннему жесткой траве мужа.

— Следователь я, в конце-то концов, или нет? — приподнимаясь на локте и деланно сурово сдвигая брови и борясь с улыбкой, строго вопросил Мишка.

Лена подняла руки вверх, сдаваясь. На ее лице расплылась счастливая улыбка.

— А если серьезно, от самого Влада, — мягко улыбнулся ей муж. Раскрывать свою тайну он не торопился, хотя точно знал, что Лена что-то подозревает. Ну, пусть. Наверняка же все равно не знает. — Кстати, ты очень похожа на Анжелику. Он даже в ступор впал, когда тебя в первый раз увидел, — рассмеялся Михаил, вспомнив реакцию Влада на свою уже четыре года как жену.

— Вот радость-то… — проворчала девушка, перебираясь к мужу поближе и прижимаясь к нему спиной. — Слушай… А на фронт он после госпиталя вернулся? — вдруг задрала она голову вверх, ища его взгляд.

— Замерзла? — обнимая девушку, заботливо спросил он. Лена помотала головой, но прижалась плотнее. Мужчина улыбнулся и обнял ее. — Вернулся. Только уже не летчиком. С такими руками это было невозможно. Но своего он все же добился. На шум в военкомате зашел полковник. Сам он тоже прошел бои, госпиталь, лишился руки… На фронт его обратно не взяли, а вот в военкомате он к месту пришелся. Знаешь, серьезный такой дядька, лицо, словно из камня вырезанное. Мужественное, с резкими глубокими чертами, — Мишка задумался, глядя куда-то далеко, за медленно несущую свои воды реку, в только ему известные дали.

— Миииш… — не дождавшись продолжения, тихонько позвала его Лена. — А дальше?

— Дальше… А дальше этот полковник, понимая, что стоявший