Затем она сажает их в автобус, берет микрофон и рассказываетоб этой удивительной стране, где ласково греет солнышко, плещется море и накаждом углу продают безумно вкусные сладости. А еще она рассказывает своимигрушкам о том, что, когда мамочка заработает много денег, она обязательновозьмет своих детей и бабушку к себе. Все будут купаться, загорать, естьмороженое и ходить по многочисленным магазинам. Только папочку мама с собой невозьмет, потому что папочка совсем этого не заслужил. Он очень плохо себя ведети уже давно даже просто не заходит домой. Поэтому папочка пусть в наказаниесидит в Москве, а на море он поедет только в том случае, если исправится,перестанет расстраивать мамочку и вернется домой.

Я слушала свою мать, открыв рот, улыбалась и буквальнообливалась слезами. А мать… Мать все говорила и говорила… О дочке, о сыне, отом, что те, кого официально именуют нашими правителями (а неофициально…по-разному), обещали хоть на немного поднять пенсию, но ни черта не подняли,видимо, посчитали, что пенсионеры у нас и так с жиру бесятся… Бог им судья, ипусть их старость никогда не будет такой, какую они обеспечили нашим близким… Отом, что они очень по мне скучают, любят, ждут и надеются на скорую встречу. Ая… Я говорила ей о том, что все будет хорошо… Все обязательно будет хорошо.Жизнь-подлянка такая хитрая. Сегодня полоса белая, а завтра полоса черная… Таквот, придет время, когда все неудачи закончатся и наступит просвет, а этозначит, что наступит белая полоса. Мы семья, а это самое главное… Мы семья…

Как только в телефонной трубке послышались быстрые гудки, япротянула ее Ленке и зарыдала.

– Тише ты, Экрама разбудишь. Что случилось-то? С детьмичто-то?

– Сашку в школе обижают, – захлебнулась словами.

– Всего-то? Главное, чтобы никто не болел.

– Как это всего-то? Ты хоть понимаешь, что это такое,когда ребенка обижают?!

– Понимаю, только твой Сашка будущий мужик и долженуметь за себя постоять.

– Должен, но только смотря где стоять-то надо. Детскойжестокости нет предела. Если хочешь знать, то детская жестокость самаястрашная. Намного страшнее, чем взрослая. Над сыном моим издеваются, изверги.

Господи, какая же жизнь-то страшная… Подумать только, детииздеваются над детьми. Дети ведь вообще должны чистыми быть. А у мамы моей ссердцем плохо, – я вновь заревела и сжала руки в кулаки.

– Вот это уже хуже. Светка, да тише ты реви.

– Я больше не могу тише. – Я посмотрела на своюподругу полоумным взглядом и немного успокоилась. – Больше не могу. Еслимы будем здесь тихо сидеть, то и сдохнем точно так же тихо, никому не мешая…Как мыши…

– А что, ты предлагаешь кричать?

– Я предлагаю действовать. Хоть как-то, но действовать.Конечно, если ты и дальше хочешь работать проституткой, трахаться с турками внадежде накопить на билет и вернуться на родину, то, ради бога, дерзай.

А я больше так не могу. Извини. У меня других дел полно. У меняребенка в школе обижают, у матери с сердцем плохо… Я на этот гребаный билетпостелью зарабатывать не хочу. Мне такого билета не надо. Я сюда не за этимприехала, а если это не получилось, то значит, я должна вернуться обратно, ичем быстрее, тем лучше.

– Свет, я что-то не пойму, а с чего ты взяла, что мнездесь нравится работать проституткой?! – довольно сильно оскорбиласьподруга. – Ты что, намекаешь, что это мое прямое предназначение?!

– Не знаю. Меня убивает твоя пассивность.

– А что я, по-твоему, должна делать?! Орать на весьсвет, что мне это противно, что я хочу домой?! Да меня просто забьют насмерть,и все… Ты что, не соображаешь, чем может закончиться любая наша выходка?! А яжить хочу. Понимаешь?! Жить…

– А я не хочу так жить… Уж лучше вообще не жить, чемтак, как живем в последнее время мы с тобой.

Ленка раскраснелась, как помидор, и принялась нажиматькнопки на телефоне.

– И куда ты собралась звонить?

– Владимиру.

– Зачем?

– Затем, чтобы сказать ему, что он конченый козел.

– И чего ты этим добьешься?! Нам от этого станет нелучше, а ему не хуже! С такими, как твой Владимир, нужно разбираться на родинес глазу на глаз, а не за бугром по телефону. И не надейся, что ты обзовешь егокозлом и ему станет стыдно. Думаешь, он после этого тут же решит нам помочь ивытащит нас отсюда домой? Раскатала губу! Закатай ее обратно…

– У него телефон отключен…

– Оно и понятно. А ты на что надеялась?! На то, что еготелефон включен двадцать четыре часа в сутки?!

На то, что он весь из себя порядочный, что из него порядочностьтак и прет?! Просто неувязочка вышла…

Нормальная такая неувязочка. Он принесет нам свои извиненияза то, что нас трахали турки, и мы, конечно же. их примем. Подумаешь, ерундакакая… Всего-то навсего неделю проститутками поработали…

– Прекрати!

– Прекращаю.

– Тогда я матери позвоню. Скажу, пусть она идет вмилицию, обращается в Интерпол. Пусть нас ищут. Господи, а звонить-то какстыдно. Стыдно-то как… Ведь мы даже своих координат не знаем. Мы даже ипредставления не имеем, где находимся. Прилетели мы в Анталию.

Это точно. Затем нас повезли в сторону Кемера. Это тожеточно. Ты это по тоннелю определила. Только, по всей вероятности, до Кемера настак и не довезли. Затем повезли куда-то в горы… Послушай, а вдруг и у моейматери от моего рассказа плохо с сердцем станет?! Тут никакое материнскоесердце не выдержит. Вообще никакое.

– Тем более твоя мать может позвонить моей, чтобы тапомогала ей в поисках. Тогда… Тогда моя точно не выдержит. Это добьет ееокончательно.

– Тогда давай сами позвоним в милицию, – как-товоспрянула Ленка. – Сами наберем номер своей родной милиции и все ейрасскажем.

– Давай.

Ленка набрала до боли знакомый номер и, немного запинаясь,заговорила:

– Здравствуйте. Это говорят две российские девушки. Мызвоним вам из Турции. Свяжитесь, пожалуйста, с Интерполом… Дело в том, что насобманули. Мы приехали работать гидами, а нас устроили проститутками.