что ты дразнишь меня.

 

— В том, как ты кончала мне на лицо, не было ничего притворного, — говорит он, приподнимая уголок губ в усмешке.

 

Мой желудок скручивается.

 

— Но ты оставил меня на взводе.

 

— Правда? — спросил он с усмешкой. — Вряд ли это так же плохо, как мои синие яйца.

 

— И кто виноват в том, что ты ушел?

 

Он наклоняется ко мне так близко, что его борода касается моей кожи. Она такая мягкая, что мне хочется провести по ней пальцами. Я сдерживаюсь, дыхание замирает, все мое тело готово к его ответу.

 

— Я не трахну тебя, пока ты не будешь готова, — рычит он. — Пока не будешь умолять об этом.

 

— А если я никогда не буду готова? — шепчу я.

 

Лу выпрямляется, забирая свое тепло.

 

— Тогда ты останешься со мной, пока два миллиона не будут полностью выплачены.

 

Мои плечи опускаются. Это не та свобода, на которую я рассчитывала, но, по крайней мере, он дает мне хоть какую-то надежду.

 

Раздается тихий стук в дверь, и он делает еще один шаг назад.

 

— Войдите.

 

Входит Леда, ее взгляд скользит по фигуре Лу. Я изучаю ее черты, находя теперь некоторое сходство с бедной Арией Маркос. У них одинаковые зеленые глаза и черные волосы, хотя у Леды они с сединой.

 

Теперь я понимаю, почему у пожилой женщины всегда такое суровое выражение лица. Она потеряла свою дочь самым жестоким образом, и неизвестно, потеряет ли она свою внучку из-за Танатоса или его могущественной семьи.

 

— Можно я возьму поднос? — спрашивает она.

 

— Да, — отвечает Лу.

 

— Помощь нужна? — спрашиваю я.

 

Она отмахивается от меня, и мы остаемся стоять в тишине. Лу повернул голову в сторону Леды, как будто концентрируясь на звуке ее движений.

 

Когда она наконец уходит, он снова обращает свое внимание на меня.

 

— Твоя комната — соседняя с моей, — говорит он.

 

— Что же это значит?

 

— Уходи.

 

— Но тебе понадобится помощь.

 

— Уходи, — рычит он.

 

Ему не нужно повторять дважды. Будь я проклята, если останусь там, где меня не хотят видеть.

 

— Тогда спокойной ночи, — бормочу я. — Приятных снов.

 

Лу не отвечает. Даже не ворчит. Он просто стоит посреди комнаты, сложив руки, с напряженным выражением лица, как будто я чем-то его обидела.

 

Разочарование бурлит внутри, словно скороварка, требующая разрядки. В одну минуту этот человек поглощен мной, а в следующую — отталкивает. Он яростно противоречит мне, и от этого голова идет кругом.

 

Я выхожу, сопротивляясь желанию хлопнуть дверью, и возвращаюсь в комнату, куда он привел меня сегодня утром.

 

Она лишена индивидуальности по сравнению с его мужской пещерой, которая была полна клетчатых орнаментов и приглушенных цветов. Я сажусь на край кровати и делаю долгий вдох.

 

Что изменилось? Мы так хорошо ладили, и он резко переменился. Откинув голову, я распускаю по плечам занавес черных волос.

 

— Почему меня это так беспокоит?

 

Потому что под этой суровой внешностью скрывается человек, который заботится о других. Он приютил мать и дочь убитой женщины, хотя это может спровоцировать войну с мафией. Он дважды спас меня от убийцы, и, возможно, лишился зрения.

 

А теперь он огрызается на меня, как раненый зверь.

 

Раненый зверь.

 

Может быть, он злится, потому что ему больно. Может быть, это я причиняю ему боль. В голове всплывают злобные слова Сайласа — человек может вынести столько отказов, что потом сломается.

 

Я отвергла его, когда предположила, что, возможно, никогда не буду готова к сексу с ним. И сегодня утром я пришла в ужас при виде его члена. Большинство парней, конечно, похвастались бы и восприняли мой страх как комплимент, но только не Лу.

 

Черт.

 

Вскочив с кровати, я пересекаю комнату, хватаю еще одну из этих викторианских ночных рубашек и выхожу в коридор. Может, Лу Конмак и не хочет моей помощи, но она ему нужна.

 

На этот раз, если он прогонит меня, я не уйду.

 

Глава 17

Я нахожу его сидящим на мягкой тахте у кровати и снимающим ботинки. Он поднимает голову, когда я вхожу в комнату.

 

— Ты уже подготовился к потери второго глаз, да? — спрашиваю я.

 

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он.

 

— Пришла помочь.

 

— Возвращайся в свою комнату, — огрызается он. — Никому не нужна твоя жалость.

 

Остановившись у его ног, я кладу обе руки ему на плечи. Даже если он отрицает это, все, что он сказал и сделал до сих пор, говорит о том, что он тренировался жить без зрения. Ему не нужна моя помощь или жалость, но ему нужно кое-что другое.

 

— Я боюсь.

 

Он насмехается.

 

— Большинство женщин сломались бы после всего, что с тобой произошло, но ты еще держишься.

 

— Можешь поблагодарить мое нетрадиционное воспитание, — цежу я. — Смерть была нередким делом, но это не означает, что я не боюсь.

 

Его губы поджимаются. Мне не нужно читать его мысли, чтобы понять, что он настроен скептически. Он знает, что я не типичная девушка, попавшая в беду, и что я скорее буду бороться, чем прибегу к нему за помощью.

 

— Чего ты хочешь? — спрашивает он.

 

— Я знаю, что ты можешь о себе позаботиться, но мне нужно чувствовать себя полезной.

 

— Снова предложишь пососать мой член? — спрашивает он, скривив губы.

 

— Это была не моя идея, — я легонько подталкиваю его. — В тот момент я еще не оправилась от наркотиков, а у того мудака был электрошокер.

 

Его улыбка сходит на нет.

 

— Ладно, — рычит он, — только не мешай мне.

 

Я провожу рукой по его плечам до бороды и обнаруживаю, что часть ее залита кровью. Как и предполагалось, она пышная и мягкая.

 

— Давай я наберу ванну, чтобы ты помылся.

 

— Я планировал принять душ.

 

— И намочить повязку? — говорю