Да, она была в него влюблена – тайной любовью юной аспирантки, очарованной харизмой преподавателя. В Станислава Яковлевича невозможно было не влюбиться неискушенной молодой девушке! Несмотря на свои пятьдесят с чем-то лет, профессор Крушинин был видным и интересным мужчиной – носил тщательно отглаженные костюмы и накрахмаленные рубашки, от него ненавязчиво пахло свежей туалетной водой, волнистые темные волосы с серебристой проседью с возрастом не поредели, оставались густыми и пышными. Но главное – от Станислава Яковлевича, несмотря на его видимую суровость, исходило теплое спокойствие и уверенность.

Тогда Стефания не думала, что нахождение в его тени может стать не спасением, а, наоборот, гибелью. Она была очарована своим преподавателем настолько, что иногда перед сном осмеливалась помечтать о чем-то таком невинном между ними: его улыбке, адресованной только ей, невинному прикосновению к ее плечу, когда он попросил бы что-нибудь передать ему. Но больше всего Стефания мечтала увидеть восторг в его глазах и гордость за нее в тот день, когда защитит кандидатскую. Она частенько представляла себе, как профессор Крушинин поднимается на кафедру, на которой еще бы стояла она, взволнованная после выступления, и как произносит речь в ее честь. Она бы, конечно, скромно сказала, что заслуга в ее успехе целиком и полностью принадлежит научному руководителю… Но Станислав Яковлевич бы добавил, что чрезвычайно гордится талантливой аспиранткой, и первым бы поздравил ее с удачной защитой. На этом месте своего воображаемого триумфа Стефания обычно засыпала.

Если бы она тогда верно смогла понять то, что пытался сказать ей Станислав Яковлевич, может, все бы повернулось по-другому? Впрочем, незадолго до случившегося он признался ей в причине своей сладко-горькой радости. Он слишком доверял ей. А она… Она ухватилась за ту предложенную ей поездку на конференцию вместо руководителя как за спасительную соломинку. Если бы не уехала, может, не случилось бы всего того?

Тихий шорох напугал ее. Стефания сжала лежащую рядом палку, резко обернулась, но увидела уже знакомую ей собаку. Пес по кривой трусливо обошел костер, чихнул от попавшего в ноздри дыма и с наслаждением почесался. Стефания замерла, боясь спугнуть его. Дикий, но он, похоже, искал человеческого общества! А может, просто понял, что здесь его накормят. В подтверждение ее мыслей пес облизнулся и требовательно посмотрел блестевшими в темноте глазами.

– Ничего у меня нет, – тихо, чтобы не разбудить остальных, сказала Стефания. – Не осталось каши. Приходи завтра.

Пес встряхнулся и потрусил прочь. И она внезапно пожалела об его уходе, потому что как никогда остро почувствовала свое одиночество.

– …Стеша, смена обстановки тебя отвлечет, – сказала мама, ставя перед ней чашку с горячим чаем и тарелку с домашним печеньем. Стефания мельком отметила про себя, что это печенье очень любит отец. Мама всегда затевала выпечку к приезду папы, но в те дни он не планировал поездку к ним. Мама сделала печенье специально для дочери в неловкой попытке как-то ее утешить. Но разве можно исправить домашней выпечкой, пусть и приготовленной с любовью, то, что растоптано до пыли? Ее карьера, ее репутация – все разрушилось со смертью человека, чувства к которому еще оставались острыми.

– Нет, я никуда не поеду, – качнула головой Стефания. Длинная коса от движения упала на плечо, и ее кончик случайно обмакнулся в чай. Но Стефания не заметила этого. Мама сама подошла к ней и аккуратно вытащила косу из чашки.

В тот день состоялся важный и отрезавший все возможности разговор. Из своего научно-исследовательского института Стефания, не выдержав гонений, ушла, а из другого, в который ее готовы были принять, получила неожиданный и категоричный отказ. Мама предположила, что тут не обошлось без вмешательства «доброжелателей». И Стефания согласилась: слишком внезапно руководство другого НИИ переменило решение.

– Так, я звоню отцу! Пусть он тебя увезет, – заявила мама, решив, что поездка поможет дочери забыть пережитые унижения и исцелиться от отчаяния. Но Стефания решительно возразила:

– Не надо.

– Почему не надо?!

– Не хочу вмешивать отца в мои проблемы. Да и вообще… – Она сделала неопределенный жест, не зная, как выразить свои чувства.

– Но так нельзя! – воскликнула мама, возмущенная на этот раз не столько тем, чему подвергли в институте дочь, сколько ее безропотностью. – Нельзя это все проглотить и даже не попытаться оправдаться!

– Перед кем? – наморщила нос Стефания и сделала глоток остывающего чая. – Любые мои оправдания сыграют против меня. Потому что меня уже объявили виновной и распяли.

– Это все запустил кто-то конкретный. Никак, ваша Анна Петровна! Какая же она стерва! – не унималась мама, закипая все больше и больше. А на Стефанию, наоборот, снизошло странное спокойствие сродни тому, которое возникает после принятия сильных успокоительных или анальгетиков. Ее даже стало клонить в сон.

– Анну Петровну можно понять, – осторожно, так, чтобы мама не приняла ее слова за защиту Яблоневой, заметила она. Сплетницей профессор не была, интриг на памяти Стефании не плела, но то, что произошло, могло исходить только от вхожего в семью Станислава Яковлевича человека. Хотя если Анне Петровне и можно было приписать пособничество в травле и звонок в другой институт, то уж сетевое хейтерство – вряд ли. Яблонева, несмотря на свою ученую степень, компьютер так и не освоила, телефоном пользовалась самым простым – старенькой «Нокией», а не современным смартфоном. Даже электронный ящик не завела, не говоря уж о социальных сетях! Но кто-то упорно писал про Стефанию гадости в интернете, фотошопил ее снимки, опрометчиво выложенные раньше ею в блоге, рассылал ее немногим друзьям и бывшим сокурсникам лживые и скабрезные сообщения. А еще – отыскал опубликованные в интернет-изданиях ее первые научные статьи и обвинил в плагиате и фальсификации данных. Одну статью убрали из доступа. Под другой так и остались скандальные комментарии. Все это сильно ее подкосило. Может, мама права, и действительно стоит уехать к отцу? Но Стефании тут же вспоминалась Карлотта – законная папина супруга, с которой отношения были натянутыми. Нет, Карлотта не гнобила дочь мужа, но держалась с нею холодно. Впрочем, нелицеприятных комментариев в адрес соперницы тоже себе не позволяла. И хоть со старшими братьями Марко и Энцо у Стефании всегда были теплые отношения, особенно с Энцо, с которым они часто переписывались, в огромном и со вкусом обставленном доме отца Стефания чувствовала себя неуютно. А папа всегда был категорически против того, чтобы его дочь останавливалась в гостинице. Они же одна семья!

Но что, если улететь в Рим не на каникулы, а на долгий срок и снять квартирку или комнату в пригороде, чтобы не докучать Карлотте своим присутствием? Бродить по бесконечным улицам, сливаясь с толпой туристов, фотографировать в энный раз достопримечательности, подставлять лицо солнцу и теплому ветру, пить вкусный капучино в маленьких кафе. Компанию ей с удовольствием составит Энцо, будет знакомить сестру со своими шумными и веселыми друзьями. И жизнь снова заиграет красками, наполнится музыкой и смехом. Стефания никогда не чувствовала себя в Италии туристкой, любила эту страну, как вторую родину, языком владела в совершенстве и не исключала возможности когда-нибудь переехать в Рим.