«Ну, если у этого молодого человека был красивый член икрасивая жопа, – сказал Дюрсе, – то там было, отчего получитьвеликолепную разрядку». – «Она должна была быть восхитительной, –сказала Дюкло, – поскольку его член был очень длинным и достаточнотолстым, а задница была так нежна, так выпукла, так хорошо сложена, как усамого Амура.» – «А вы раздвигали его ягодицы? – спросил Епископ. –Вы показывали его отверстие наблюдателю?» – «Да, святой отец, – сказалаДюкло. – он показывал свой зад, подставляя его самым распутным образом дляобозрения». – «Я видел дюжину подобных сцен в своей жизни, – сказалДюрсе, – они стоили мне большого количества спермы. Hа свете нет ничегоболее приятного, чем это занятие: я говорю и о том, и о другом: посколькуподгладывать так же приятно, как и ощущение подглядывания за тобой.»

«Один человек, почти с таким же вкусом, – продолжала Дюкло, –несколько месяцев спустя повел меня в Тюильри. Он хотел чтобы я цеплялась кмужчинам и возбуждала их прямо у него перед носом, посреди нагромождениястульев, где он прятался; когда я возбудила перед ним таким образом семь иливосемь мужчин, он уселся на скамью в одной из самых оживленных аллей, задралмне юбки, показал мою жопу прохожим, вытащил свой член приказал мне тереть егона глазах у прохожих, что вызвало, несмотря на то, что уже было темно, такойскандал, что когда он цинично вытолкнул из себя сперму, вокруг нас стоялобольше десяти человек, и мы вынуждены были спасаться бегством, чтобы не бытьопозоренными.

Когда я рассказала госпоже Герэн о нашей истории, онапосмеялась над ней и сказала мне, что знала одного мужчину в Лионе, гдемальчики занимаются профессией сводника, пристрастие которого было по меньшеймере странным. Он одевался как судья, сам приводил людей к двум девочкам,которым платил и которых содержал для этого; потом прятался в уголке, чтобынаблюдать за тем, что происходит под руководством девочки, которой он платил;лицезрение члена и ягодиц того распутника, с которым она была, составлялоединственное наслаждение нашего лжесудьи, которое заставляло его проливатьсперму».

Поскольку в тот вечер Дюкло закончила свой рассказ довольнорано, остаток вечера до ужина, был посвящен нескольким развратным действиям навыбор: головы были разгорячены цинизмом, никто не уходил в кабинет, всезабавлялись друг перед другом. Герцог приказал поставить перед собой нагишомДюкло, заставил ее нагнуться, оперевшись на спинку стула, и приказал Ла Дегранжвозбуждать его член на ягодицах ее подруги так, чтобы головка касаласьотверстия в заду Дюкло при каждом толчке. К этому присовокупили несколькодругих хитростей, которые порядок предметов не позволяет нам еще раскрыть; темвременем отверстие в жопе рассказчицы было полностью залито, а Герцог, оченьхорошо обслуженный, разрядился с воплями, прекрасно доказавшими, до какойстепени была распалена его голова. Кюрваль кончил, Епископ и Дюрсе такжесовершили с представителями двух полов очень странные вещи; и тут подали ужин.После ужина все стали танцевать. Шестнадцать молодых людей и девушек, четыремужлана и четыре супруги смогли образовать три катрена; все актеры этого балабыли голыми, и наши распутники, небрежно развалившись на софах, сладострастнозабавлялись различными красотами; те представлялись им в различных позах,которых требовал танец. Подле них находились рассказчицы, которые возбуждали ихруками, быстрее или медленнее, в зависимости от того, больше или меньшеудовольствия они получали, но, истощившись от наслаждений дня, никто не имелразрядки, и каждый должен был восстанавливать в постели силы, необходимые длятого, чтобы на следующий день предаться новым гнусностям.

Пятый день.

В то утро настала очередь Кюрваля предаться мастурбациям иШколе»; девочки начинали продвигаться вперед, ему было совсем Нелегкосопротивляться многочисленным толчкам, сладострастным и разнообразным позамвосьми обольстительных крошек. Поскольку он хотел сдержаться, он покинул свойпост; за завтраком постановили, что четыре юных любовника господ, то естьЗефир, фабрит Герцога, Адонис, возлюбленный Кюрваля, Гиацинт, друг Дюрсе иСеладон – Епископа, будут отныне допущены на все трапезы рядом со своимилюбовниками, в комнатах которых они будут спать регулярно все ночи – милость,которую им предстояли разделить с супругами и «работягами», что должно былоизбавить их от церемонии, к которой обычно прибегали: каждое утро четыре«работяги», которые совершенно не спали, приводили к героям четырех мальчиков.Когда господа перешли в комнату мальчиков, то были приняты там с предписаннымицеремониями четырьмя оставшимися. Герцог, который уже два-три дня крутился сгоспожой Дюкло, зад которой находил великолепным, под этим благовиднымпредлогом потребовал, чтобы она тоже спала в его комнате: Кюрваль также принялв свою комнату старуху Фаншон, от которой был без ума. Двое других подождалинемного, чтобы заполнить четвертое льготное место в своих апартаментах. В то жесамое утро было установлено, что четверо юных любовников, которые только чтобыли избраны, в качестве обычной одежды, всякий раз (когда не будут носить своихарактерные костюмы) будут носить одежду и украшения, которые я сейчас опишу.Это был своего рода маленький узкий сюртук, легкий, украшенный как прусскиймундир, но гораздо более короткий, доходивший лишь до середины ляжек; маленькийсюртук, застегнутый на крючки на груди и на басках, как и все мундиры, долженбыть из розового атласа с подкладкой из белой тафты; отвороты и отделка были избелого атласа, а под сюртуком – что-то вроде короткой курточки или жилета,также из белого атласа, как и штанишки; штанишки эти имели вырез в форме сердцасзади от пояса, так что просунув руку в эту щель, можно было взяться за попкибез малейшей трудности, лишь большая лента, завязанная бантом, прикрывала се;когда кому-то хотелось иметь ребенка совершенно голым в этой части, стоило лишьразвязать бант того цвета, что был избран другом, которому принадлежало правона лишение невинности. Их волосы небрежно приподнятые несколькими буклями побокам, были совершенно свободны и развевались сзади, просто перехваченныелентой предписанного цвета. Очень ароматная пудра серо-розового оттенкаокрашивала волосы. Брови – тщательно выщипанные подведенные – вместе с легкимирумянами, которые всегда были у них на щеках, в довершение ко всемуподчеркивали красоту: головы были непокрыты, белые шелковые чулки с розовойвышив кой по краю скрывали ноги, которые приятно облегали серые туф ли сбольшими розовыми бантами. Сладострастно завязанный розовый кремовый галстуксочетался с небольшим кружевным жабо: глядя на всех четверых, можно былоутверждать, что в мире не существовало ничего более прелестного. С этогомомента им было категорически отказано во всех привилегиях вроде тех, которыедавались иногда по утрам; впрочем, им было дано столько же прав на супруг,сколькими обладали «работяги»: они могли издеваться над ними в своеудовольствие, и не только за едой, но и во все другие минуты, будучиуверенными, что никто за это не станет ругать. Завершив эти занятия, всеприступили к обычным визитам. Прекрасная Фанни, которой Кюрваль приказалнаходиться в определенном состоянии, оказалась в состоянии противоположном(далее все это будет нам объяснено):ее записали в тетрадь наказаний. ВпридачуЖитон сделал то, что запрещалось делать; его также занесли в тетрадь. Выполнивобязанности в часовне, все сели за стол. Это была первая трапеза, на которуюбыли допущены четверо любовников. Каждый из них занял место рядом с тем, комуон нравился, по правую руку, а его возлюбленный мужлан – по левую.Восхитительные маленькие гости еще более оживили трапезу; все четверо былиочень любезны, нежны и начинали приспосабливаться к атмосфере дома. Епископ,будучи в превосходном настроении целовал Селадона на протяжении всего завтрака;поскольку мальчик должен был быть в катрене, подающем кофе, он вышел незадолгоперед подачей десерта. Когда святой отец, который только что от негораспалился, увидел его совершенно голым в салоне по соседству, то не мог большесдерживаться. «Черт подери! – сказал он, весь пылая, – поскольку я немогу оприходовать его сзади, то, по крайней мере, сделаю с ним то, что Кюрвальсделал вчера со своим бардашем». И, схватив мальчугана, он уложил его на спину,просунул ему свой член между ляжками. Распутник был на небесах, волосы вокругего члена щекотали миленькую дырочку, которую он с таким бы удовольствиемпроткнул; одной рукой он ласкал ягодицы очаровательного маленького Амура, адругой тряс ему член. Он припадал губами к губам этого прекрасного дитя, шумновтягивая воздух, и глотал его слюну. Герцог, чтобы возбудить его зрелищемсвоего разврата, встал перед ним, щекоча отверстие в попке Купидона, второго измальчиков, которые подавали кофе в тот день. Кюрваль встал у него на виду,заставив Мишетту возбуждать свой член, а Дюрсе представил ему разведенныеягодицы Розетты. Каждый старался привести Епископа в экстаз, к которому, каквсе видели, он стремился; это произошло, нервы его дрогнули, глаза загорелисьогнем; он показался бы ужасным любому, но только не тем, кто знал, какоебезумное действие оказывает на него сладострастие. Наконец, сперма вырвалась ипотекла по ягодицам Купидона, которого в последний момент услужливо расположилипод его другом, чтобы получить доказательства мужественности, которыесовершенно не являлись его заслугой.