Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У мадам Герэн была девица лет тридцати, немного полноватая,но особенно белокожая и свежая. Ее называли Авророй; у нее был прелестный рот,прекрасные зубы и сладострастный язык; кто бы мог подумать, что, то ли из-занедостатка воспитания, то ли по причине слабости желудка, этот восхитительныйрот имел несчастие извергать каждый миг ужасное количество зловонного духа;когда она пересдала, порой в течение часа без остановки рыгала да так, чтомогла бы заставить крутиться мельницу. Но, верно говорят, что не существуетнедостатка, на который не найдется любителя; красивая девица именно по этойпричине имела одного из самых страстных поклонников. Это был мудрый и серьезныйученый, доктор из Сорбонны, который, устав понапрасну доказывать существованиеБога в школе, порой приходил в бордель – самолично убедиться в существованииего творения. Он предупреждал о визите заранее, и в этот день Аврора наедаласьдо отвала. Заинтересовавшись этим благочестивым свиданием, я припала к отверстию;вот мои любовники оказываются вместе, и после скольких предварительных ласк, явижу, как наш ритор нежно усаживает свою дорогую подругу на стул, садитсянапротив и, вложив ей в руки свои реликвии, пребывающие в самом плачевномсостоянии, говорит: «Действуйте, действуйте же, моя красная крошка: вы знаетесредства, чтобы вывести меня из этого состояния апатии; возьмите же ихпоскорее, умоляю вас, я так тороплюсь насладиться». Аврора одной рукой беретсяза вялое орудие доктора, а другой хватает его голову и припадает к ней своимртом; и вот уже она выдыхает ему прямо в рот около шестидесяти отрыжек одну задругой. Невозможно описать экстаз служителя Бога. Он был на небесах, он вдыхал,глотал все, что посылалось ему; казалось, он придет в отчаяние, если потеряетхотя бы одно легкое дыхание; тем временем его руки шарили по груди и нижнимюбкам моей товарки. Но эти прикосновения были лишь мимолетными; единственным иглавным объектом был рот, который он осыпал вдохами. Наконец, его инструмент,раздутый от сладострастных ласк, которые он испытывал от этой церемонии,разряжается в руку моей товарки, и он удаляется, говоря, что никогда в жизни незнал такого наслаждения.
Один еще более странный человек некоторое время спустяпотребовал от меня совершить нечто особенное, о чем никак нельзя умолчать.Госпожа Герэн в тот день заставила меня есть силой также обильно, какнесколькими днями раньше за обедом ела моя подруга. Она позаботилась о том,чтобы мне подали то, что, как она знала, нравилось мне больше всего на свете, и,предупредив меня, когда я выходила из-за стола, обо всем, что было необходимоделать с тем старым развратником, с которым собиралась меня свести, заставилапроглотить три рвотных порошка, растворенных в стакане теплой воды. Распутникприходит: это был завсегдатай борделя, которого я уже много раз видела у нас,не слишком интересуясь, зачем он приходил. Он обнимает меня, засовывает грязныйи отвратительный язык мне в рот, который вот-вот ответит рвотным действием наэто зловоние. Видя, как спазм скручивает мне желудок, он приходит в экстаз:«Смелее, крошка, смелее, – кричит он. – Я не упущу ни одной каплиэтого». Заранее предупрежденная о том, что надо было делать, я усаживаю его наканапе и наклоняю его голову на самый край. Его ляжки разведены; я расстегиваюему штаны, достаю оттуда короткий и вялый инструмент, который не предвещаетникакой эрекции, трясу его; он открывает рот. Напрягая его член и принимая приэтим прикосновения его похотливых рук, шарящих по моим ягодицам, я извергаю емув рот, под действием рвотного порошка, весь непереваренный желудком обед. Нашгерой – на небесах, он впадает в экстаз, он глотает, он сам ищет на моих губахнечистое извержение, которое опьяняет его, он не теряет ни одной капли, а когдарешает, что действие скоро прекратится, Снова вызывает его, щекоча мне ротсвоим языком; его член, который, судя по всему, распаляется лишь от подобныхгнусностей, раздувается, встает и оставляет, плача, под моими пальцаминесомненное доказательство того, какое впечатление производит на него этагрязь.»
«Ах! Черт подери, – говорит Кюрваль, – какаяпрелестная Страсть! Можно было бы сделать ее более утонченной?» – «Но Как?» –спрашивает Дюрсе прерывающимся похотливыми вздохами голосом. –«Как? – говорит Кюрваль. – Да, черт возьми, путем выбора девиц иблюд.» «Девицы… А я понял, ты хотел бы иметь там какую-нибудь вроде Фаншон…» –«Ну да, конечно.» – «А какие блюда?» – продолжал расспрашивать Дюрсе, которомуАделаида терла пушку. – «Какие блюда? – переспросилПредседатель. – Да, три тысячи чертей, я заставлю ее вернуть мне то, что янезадолго до этого передам ей таким же способом». «То есть, – подхватилфинансист, совершенно теряя голову, – означает: то, что ты ей вывалишь врот, она должна проглотить, а потом вернуть это тебе?» – «Именно так». И обабросились но своим кабинетам; Председатель – с Фаншон, Огюстин и Зеламир, аДюрсе – с Ла Дегранж, Розеттой и «Струей-в-Небо». Все вынуждены были ждатьоколо получаса, чтобы продолжить рассказы Дюкло. Наконец они снова появились.«Ты наделал непристойностей?» – сказал Герцог Кюрвалю, который вернулся первым.«Да, немного, – отвечал Председатель, – именно в этом состоит счастьежизни; что касается меня, то я оцениваю сладострастие только по самому грязномуи отвратительному что в нем есть». «Но, по крайней мере, пролили ли высперму». – «Об этом не может быть и речи, – сказалПредседатель, – или ты считаешь, что все похожи на тебя и у всех естьдостаточно спермы, чтобы проливать ее каждую минуту? Пусть эти усилия останутсяза тобой и за такими могучими чемпионами, как Дюрсе», – продолжил он,видя, как возвращается Дюрсе, едва держась на ногах от истощения. – «Этоверно, – сказал финансист, – я не смог удержаться. Эта Ла Дегранж –такая гнусная в словах и в поведении, она так доступна во всем, что хотят от нес…»– «Дюкло, – сказал Герцог, – продолжайте, поскольку, если мы непрервем его, этот нескромник, пожалуй, расскажет нам все, что он сделал, незадумываясь о том, насколько ужасно хвастаться теми милостями, которыеполучаешь от хорошенькой женщины.» И Дюкло, подчиняясь его словам, такпродолжила свою историю:
«Поскольку господам так нравятся эти шалости, – сказаланаша рассказчица, – мне досадно, что они на миг пока еще не сдержалисвоего воодушевления, которое было бы куда сильное мне кажется, после того, чтоя должна еще рассказать вам сегодня вечером. То, чего, как предполагал господинПредседатель, недоставало для того, чтобы усовершенствовать страсть, о которойя только что рассказала, слово в слово имелось в причуде, которая должна былаза ней последовать. Мне досадно, что он не дал мне времени закончить. СтарыйПредседатель де Сакланж представляет собой именно те особенности, которых, судяпо всему, возжелал господин Кюрваль. Не желая уступать ему, мы выбралинастоящую мастерицу того предмета, о котором ведем речь. Это толстая и рослаядевица лет тридцати шести, прыщавая, любившая выпить и посквернословить,нахалка и грубиянка, хотя впрочем, достаточно привлекательная. ПриходитПредседатель, им подают ужин, оба они напиваются до умопомрачения, оба изрыгаютблевотину друг другу в рот, оба глотают это и возвращают друг другупроглоченное. Наконец, они падают на остатки ужина, в нечистоты, которыми самизабрызгали паркет. В этот момент меня отряжают, поскольку у моей подруги нетбольше ни сознания, ни сил. Я нахожу его на полу, член его прямой и твердый,как железный стержень; я беру в руку этот инструмент, Председатель произноситчто-то невероятное, матерится, тянет меня к себе, сосет мой рот и кончает, какбык, ворочаясь из стороны в сторону, среди этих нечистот.