– Я их видел, – признается Том. – Точно не знаю, но думаю, что Каро тоже. По крайней мере, она быстро сообразила, что к чему.

Мне видно, что он следит за моей реакцией, пытаясь понять, стоит ли сообщать мне подробности. Впрочем, похоже, идти на попятную Том не намерен. Он отпускает мою руку и снова ерошит себе волосы. Мне почему-то кажется, что он предпочел бы ничего не видеть. Кстати, а что, собственно, видел Том? Я готовлюсь к худшему. Эта ядовитая мысль постепенно разъедает мне мозг. Вскоре я уже не вижу ничего, кроме Себа и Северин, слившихся в объятьях в разных ракурсах, искусно подсвеченных на голливудский манер. Вдруг на меня совершенно неожиданно сваливается внушительная доза прагматизма. Последний вечер нашего отдыха во Франции, тот полный событий вечер… По логике вещей, это могло произойти только после той пресловутой ссоры. Правда, к тому моменту Себ был уже так пьян, что, если хорошенько призадуматься, просто удивительно, как ему это вообще удалось. Я почти уверена: в ту ночь никакой «голливудской подсветки» не было. И все же…

– Откуда тебе известно, что это не происходило всю неделю? Может, ты просто ничего не замечал?

– Да ладно, – говорит Том и выгибает бровь. – Ведь мы говорим о Себе. Увертки и конспирация никогда не были его сильной стороной. – Я никак не реагирую на его слова. Том вздыхает и пристально смотрит на меня. Он совершенно серьезен. – А ты никогда не задумывалась? Даже после того, как вы с ним расстались? – Я качаю головой, хотя мы оба знаем, что я лгу. – Кстати, почему, по-твоему, вы расстались?

– Господи, Том… Может ли хотя бы кто-то ответить на этот вопрос? Почему расстались вы с Дженной? – Это мой контраргумент. Иного у меня не нашлось.

Том даже бровью не ведет и продолжает в упор смотреть на меня.

– Потому что я ее не любил. Вернее, любил, но не как ту, с кем мне хотелось бы прожить до конца моих дней.

Его жестокая честность лишает меня дара речи. Я будто загипнотизирована его пронзительным взглядом. Как же он похоже на Себа!.. Вернее, не похож. Теперь мне в глаза бросаются различия, а не сходство…

Я все еще пытаюсь нащупать ответ, когда звонит телефон и от вибрации едва не подпрыгивает на столешнице. Том смотрит на него ровно столько, сколько нужно, чтобы понять, кто звонит, затем берет трубку и строит полную раскаяния гримасу.

– Извини, это с работы. Только никуда не уходи.

Я соскальзываю с табурета и перехожу в ту часть комнаты, которая является гостиной. Кстати, а почему мы с Себом расстались? Я оборачиваюсь на Тома. С телефоном в руке он расхаживает по кухне, этакое ходячее олицетворение деловитости. Я снова отворачиваюсь к гостиной и от нечего делать принимаюсь разглядывать фотографии в рамках, выставленные на полке. Вот он с родителями и младшей сестрой в день окончания универа. Отцовская рука крепко лежит на его плече, а сам старик гордо улыбается. Я тотчас с болью вспоминаю собственного отца. От неожиданности у меня даже перехватывает дыхание. Быстро перехожу к следующему фото. Себ и Том, обоим на вид лет пятнадцать, рядом с парусником некоего джентльмена, который может быть только отцом Себа. Тощая, как щепка, фигура Тома слегка повернута боком, как если б он в момент, когда делался снимок, собирался шагнуть в лодку. Отец Себа положил ему на плечо руку, заставляя повернуться к объективу. Себ стоит по другую сторону от отца и, широко улыбаясь, смотрит прямо в камеру. Это не тот Себ, которого я знала. Когда мы с ним познакомились, он был более «завершенным». Этакий отполированный до блеска продукт. Я довольно долго смотрю на это фото и думаю о разных ипостасях Себа, включая ту, что изменяла мне. При этой мысли меня грозит захлестнуть бездонное море желчи, плещущееся в моем желудке. От обиды, грозя задушить меня, к горлу подкатывается комок тошноты.

Почему мы с Себом расстались? Действительно, почему?

Мне давно пора перестать думать об этом.

Том между тем продолжает говорить по телефону. Вернее, грузить собеседника.

– Вообще-то нет, – авторитетно заявляет он. – Базовый риск значителен. И кто-то должен взять его на себя. И если это делаем мы, то нам за это положено вознаграждение. Но реальная проблема в другом – им требуется совершенно другая структура. И тут мы должны опередить их, сделать презентацию и просветить их на этот счет. – Я ловлю себя на том, что, пока Том говорит, мой взгляд прикован к нему. Он по-прежнему расхаживает по комнате, акцентируя правой рукой свои доводы. Пару секунд я смотрю на него глазами хедхантера, оценивая его словно кандидата, попавшего в сети фирмы «Ченнинг и Ко». И понимаю: передо мной типичный устранитель проблем, что в принципе соответствует его диплому инженера, вот только почему-то раньше я не обращала внимания на эту его сторону. Почувствовав на себе мой взгляд, он поворачивается ко мне, показывает два пальца и одними губами произносит: «Две минуты». Я киваю и делаю вид, что рассматриваю очередное фото. И тут выясняется, что я смотрю на себя, любимую.

Разумеется, на снимке я не одна. Рядом со мной Том, а рядом с ним – Лара. Мы сидим на бортике бассейна во Франции, болтая ногами в воде. Лара почти вываливается из своего бикини и выглядит так, как выглядит всегда, – как будто она только что встала с постели после нескольких часов томного секса и не отказалась бы продолжить это занятие. Том – это Том. То есть тот, кого я знаю лучше всего: спокойный, уверенный в себе, комфортно чувствующий себя в своей коже, но при этом незаметно за всем наблюдающий. Я же – та Кейт, которая мне нравится меньше всего: сижу перед камерой, неловко скрестив на животе руки, на лице – вымученная улыбка. Неудивительно, почему к концу той недели все мои улыбки были вымученными.

Внезапно я понимаю: Том стоит позади меня и из-за моего плеча смотрит на фото. И когда только он успел завершить свой разговор?

– У тебя тут потрясающие ноги, – игриво говорит Том.

Я улыбаюсь, тронутая его словами. Как истинный джентльмен, он решил сделать мне комплимент, хотя явная секс-бомба на снимке, конечно, Лара. Я кивком показываю на фото с парусником.

– Ты в детстве часто ходил под парусом? – Это единственное, что приходит мне в голову.

Том пожимает плечами:

– Парусным спортом увлекался дядя Эдвин. Он учил Себа и меня. – Том смотрит на фото чуть дольше. – Ты в курсе, что, пока я не получил стипендию, он оплачивал все расходы по моему обучению?

Дядя Эдвин. Лорд Харкорт. Я качаю головой:

– Нет, не в курсе. – Я на мгновение задумываюсь об этом: младшая сестра и ее муж-преподаватель без гроша в кармане живут за счет щедрости лорда, хозяина загородного поместья. – Это наверняка должно было как-то отра-зиться на семейных отношениях.

Том пристально смотрит на меня.

– Нет, это было… – начинает он явно заученную наи-зусть фразу, но вдруг умолкает. – Вообще-то да, – признается он наконец. – Мои родители никогда не говорили на эту тему, но я видел: как только я получил стипендию, они вздохнули с облегчением. – Он снова смотрит на фото. – Правда, мне было неловко перед Себом, потому что он с ней пролетел.