принялась примерять, куда бы лучше пристроить Репина.

Федор нерешительно заметил:

– А если и в эту квартиру наведаются грабители?

– Если наведаются, что крайне маловероятно, то решат, что это копии. Потому что у кого в квартире висит свой Пикассо?

И, выбрав место для портрета прапрабабки, спросила:

– Ну или Репин. Так пойдет? Тогда принеси с кухни молоток и гвозди…

– Меня зовут Полина Аркадьевна Волкова-Красовская, – произнесла миловидная холеная брюнетка, протягивая Саше руку, на которой посверкивали изящные, явно уникальные перстни. – Заместитель директора Русского музея.

Эту фамилию Саша уже много раз слышала, дама вела в Репинке, в которой училась сама Саша, несколько семинаров для старших курсов.

– Мои самые искренние соболезнования, – продолжила она. – Вашего дедушку, Илью Ильича, я очень хорошо знала, он был крупным знатоком русского авангарда! Кстати, именно по русскому авангарду я защищала свою диссертацию…

По предложению Феди, они пригласили Полину Аркадьевну к себе на чай. На чай, сушки – а также на экспертизу.

Последовал ни к чему не обязывающий разговор, который плавно завершился, сведясь к истинной цели посещения дамы из Русского музея.

– Как я поняла, у вас остались кое-какие экземпляры коллекции Ильи Ильича? Это, вне всяких сомнений, крайне отрадно, и мы все надеемся, что и его коллекцию, и тех, кто ее украл, лишив жизни вашего замечательного дедушку, скоро отыщут.

Саша провела гостью с кухни в гостиную, где на двух стульях помещались картины: Репин и Пикассо.

Удовлетворенно хмыкнув, Полина Аркадьевна стала рассматривать сначала одно, потом другое полотно:

– Занятно, крайне занятно! Значит, Репин и Пикассо? Причем работы, о которых только мельком упоминается в парочке монографий, но которые нигде никогда не выставлялись? Просто удивительно!

Она долго и дотошно рассматривала картины, а потом сказала:

– Чтобы выдать экспертное заключение, мне нужно детально их исследовать, а это возможно только в лабораторных условиях. Вы ведь мне их доверите?

Саша, колеблясь, посмотрела на Федора. Эти две картины – все, что осталось у нее.

Тот кивнул, и Саша произнесла:

– Но никто об этом не узнает? Потому что если станет известно, что у вас на экспертизе находится неизвестный Пикассо…

Полина Аркадьевна усмехнулась.

– Ну да, уж извините за откровенность, но судьба вашего дедушки мне известна. Нет, конечно же, мы будем соблюдать полную конфиденциальность. Думаю, мне понадобится несколько недель, чтобы вынести окончательное решение.

Федор помог снести завернутые в наволочки картины в припаркованный около дома автомобиль дамы из Русского музея, а Саша, наблюдая из окна, как ее жених укладывает полотна в багажник, с тоской подумала, что у нее больше ничего не осталось.

А что, если картины также поддельные?

Но какой смысл кому-то подделывать шедевры, находившиеся в частной коллекции, – если это копии, то где тогда подлинники? Подлинник и подделки всегда существуют вместе, порознь их сложно представить: копировать можно только оригинал.

А оригиналы все время были во владении ее семьи.

Вернувшись, Федор поцеловал ее и заметил:

– А теперь идем есть мороженое!

Саша, в глазах которой стояли слезы, попыталась отнекиваться, но Федор, подхватив ее на руки, закружил по коридору.

– Идем есть мороженое, причем прямо сейчас! Потому что у кого-то на следующей неделе двадцатый день рождения – так ведь?

Все прошло как и планировалось: Полина сумела убедить внучку академика, давя своим именем, авторитетом и репутацией.

«Я защитила свою докторскую по русскому авангарду». Охренеть. Надо за такое Полину потом со всеми вывертами прожарить, она жуть как это любит.

И девчонка разрешила забрать картины, а потом даже расплакалась, словно подозревая, что никогда их больше не увидит.

В самом деле никогда.

Полина была особой верткой, знала, хотя и шапочно, батю, а среди людей с репутацией в криминальных кругах (да и не только) считалась экспертом, если речь шла о том, как украсить свой загородный особняк раритетными экспонатами.

Помимо того, и это было известно лишь немногим, Полина охотно принимала участие в кое-каких сомнительных экспертизах: небезвозмездно, конечно же.

И еще меньше людей знали, что кое-какие замененные копиями шедевры висели не только в Эрмитаже, но и в Русском музее и что произошло это не без помощи Полины.

Федор уже года два как время от времени трахался с Полиной – та хоть и была замужем за сыном какого-то крупного партийного чиновника и у нее был сын ненамного младше самого Федора, но тете-искусствоведу хотелось хорошего секса.

И он ей его обеспечивал.

А заодно и уяснил для себя, что к помощи Полины вполне можно прибегнуть, если речь идет о крайне щепетильных и не особо законных делах в области искусства.

Ну или о совсем незаконных.

Поэтому-то он и привлек Полину для этой нехитрой операции: красть у девчонки ничего не требовалось, она сама все отдала.

А остальное было делом техники.

Федору было даже жаль внучку академика: справляя в начале июля свой день рождения, она так радовалась, так резвилась, строила такие планы на будущее…

Будущее, которого у нее, по сути, не было и которого, если уж на то пошло, лишил ее он.

Город был заполнен туристами, белые ночи вот-вот должны были закончиться, и все наслаждались этими сизыми часами, заполненными романтикой, негой и любовью.

Двадцатый день рождения Саши они встретили на набережной, окруженные разномастной праздношатающейся публикой, и Федор, поцеловав девушку, произнес:

– С новым годом твоей жизни, милая, с новым счастьем! Все будет хорошо!

Саша, чьи глаза блестели от слез, произнесла, прильнув к нему:

– В этом новом году ведь все будет лучше, намного лучше?

И Федор заявил:

– О да, все будет лучше, я тебе обещаю!

А ведь знал, что врет.

Удар последовал всего три дня спустя. В тех же «600 секундах» сообщили о зверском нападении на известного искусствоведа Волкову-Красовскую, в результате которого сама искусствовед оказалась в больнице, а ее дача была обчищена подчистую.

О произошедшем Саша узнала от Федора, который поведал ей неутешительную весть: вместе с прочими предметами искусства, деньгами и украшениями с дачи Полины Аркадьевны унесли и картины Репина и Пикассо, отданные ей на экспертизу.

Саша только упала на ковер, чувствуя, что не в состоянии даже заплакать – она так и знала, что лишится этих двух картин.

Она и лишилась.

Успокаивая девушку, Федор склонился над ней.

– Их найдут, поверь мне, их найдут!

Саша закричала:

– Убийц дедушки тоже ищут – и что, нашли?!

Федор примирительно вздохнул и добавил:

– Это все исключительно моя вина. Если бы мы не отдали ей на экспертизу картины, то ничего бы этого не было. Это я во всем виноват…

Чувствуя себя крайне неловко и понимая,