остались; что еще требуется для двадцатилетней студенточки из хорошей семьи?

Уж точно не муж, связанный с ОПГ, который, впрочем, решил от криминала отойти, дабы строить свою собственную карьеру.

На те денежки, которые принесла ему внучка академика.

Хорошо с ней было, что ни говори: секс под конец сделался даже вполне ничего, девчонка оказалась способной ученицей, да и он многое почерпнул из заумных разговоров с ней.

Ну а главное, приобрел стартовый капитал для своей карьеры.

Вот и все: спасибо тебе, Саша, но больше ты не наша!

Саша даже выбежала на улицу, чтобы вернуть Федора, но его и след простыл. Ну да, замешкалась, одеваясь.

И по-идиотски ключи даже не взяла, а дверь захлопнулась: пришлось в итоге к соседу обращаться, чтобы тот помог попасть в квартиру.

Хорошо, что у родителей не было бронированной двери, как у дедушки. Хотя и та не уберегла ни его самого, ни его коллекцию.

Саша проплакала весь вечер и полночи, кляня себя за то, что сгоряча несправедливо обвинила Федю.

Нет, никакой он не черствый, а очень даже нежный и чувственный! И ей с ним так хорошо, и если она еще и его потеряет, теперь, после родителей, дедушки и любимых картин… то что у нее останется?

Ну да, банковская ячейка, забитая долларами.

Только она требовалась ей для совместной жизни с Федей, для того, чтобы родить и вместе воспитывать Илью Федоровича и Лауру Федоровну.

А так-то ей капиталы зачем?

К своему ужасу, Саша поняла, что не знает ни адреса Федора в коммуналке невесть где, ни даже номера его телефона.

Только фамилию: Завьялов. Ну да, такая, надо сказать, редкая, что она сразу найдет, если искать начнет.

В каком вузе он учился на юриста? И где жила его любимая бабушка?

Может, искусствовед Полина Аркадьевна ей поможет, она должна знать, как с ним связаться, но она лежала в больнице. В какой, интересно?

И будет ли прилично беспокоить человека, который получил тяжелые травмы во время разбойного нападения, подобными вопросами?

Конечно, нет, но она все равно попытается!

Но неужели Федя ей так и не позвонит?

Федор позвонил. Конечно, он не мог просто так исчезнуть, иначе девчонка всех на уши поставит, его найдет и в итоге еще что-то лишнее разузнает.

Поэтому требовалось взять инициативу в свои руки. Он вот и взял, однако не отказав себе в удовольствии промурыжить внучку академика два дня.

Три было бы слишком много, а два – в самый раз. Квартиры две, картины тоже две, вот пусть два дня и ждет.

Дождалась, ибо сняла трубку телефона после первого же гудка.

– Привет, малышка, – послышался его тягучий голос. – Думаю, нам надо встретиться. Только прихвати паспорт. Сегодня в восемь вечера в «Ване Гоге»?

Ну да, та андеграунд-забегаловка, в которой они провели свое первое свидание!

Часы показывали только начало второго.

Саша сама не знала, как дождалась восьми вечера, – время не просто тянулось как резиновое, оно не двигалось как каменное. Она то и дело таращилась на циферблат, а когда уже в половине седьмого оказалась около «Вани Гога», то была уверена, что наткнется там на Федора.

С букетом алых роз и коробочкой с обручальным кольцом.

Ну да, иначе зачем он попросил ее паспорт с собой прихватить – неужели…

Неужели они прямо там и поженятся?

О подобном Саша читала – значит, Федя хочет сделать ей сюрприз?

И она знала, что на сакраментальный вопрос, конечно же, ответит «да».

Пришлось почти час, самый долгий в ее жизни, прыгать по Невскому и окрестностям, дожидаясь, когда же наступит половина восьмого – и будет не слишком рано войти в «Ваню Гога».

И все это время в голове она складывала фразы – что ему скажет, что он ответит, что потом снова она.

И в знак примирения поцелует его.

Вот и допрыгалась: время, текшее как мерная речушка, вдруг превратилось в бурный горный ручей, и часы показали без семи восемь.

Буквально ворвавшись в «Ваню Гога», Саша глазами искала его – единственного и неповторимого.

Своего единственного и неповторимого.

Но, кроме первой группки интеллектуальной интеллигенции, впрочем уже подшофе, никого она в «Ване Гоге» не узрела: серьезная публика подваливала поближе к полуночи.

Значит, в восемь у них будет время и возможность не торопясь обо всем поговорить!

Хотя говорить Саша как раз и не намеревалась: она поцелует его, они возьмутся за руки, и все будет снова хорошо.

Как же все легко!

Но ни в восемь, ни в половине девятого, ни в девять Федор не появился.

Чувствуя, что ее колотит, девушка, ерзая на внезапно ставшем таким неудобным стуле, заказывая себе очередной безалкогольный коктейль (хотя и два предыдущих еще не выпила, но патлатый бармен на нее уже косился), все пыталась восстановить в памяти детали разговора с Федором.

Может, она ослышалась? И он сказал не «в восемь», а «в девять»?

Ну, так уже и девять миновало.

Или в десять?

Самое страшное было в том, что она понятия не имела, куда и кому звонить, – значит, оставалось одно: ждать.

Она и ждала.

После половины одиннадцатого «Ваня Гог» стал заполняться, а когда пошло ближе к двенадцати, вдруг с порога (в заведении уже стоял дым коромыслом, а Саша все сидела, глядя на столешницу перед собой, пытаясь заглушить мысль о том, что… с Федором по пути сюда могло произойти что-то ужасное) раздался голос:

– Кто тут Александра Ильинична Каблукова?

Саша даже не сразу поняла, что назвали ее имя, потому что так этого не ожидала, зато сразу несколько пузатых и бородатых, облаченных в черное рокерское субъектов заревели:

– Да я это, я, не видишь, что ли? Я и есть Александра Ильинична Каблукова!

Неловко встав из-за столика и чувствуя, что ноги затекли, Саша увидела на пороге заведения молодого, одетого в форменную одежду курьера.

– Это я, – произнесла она, и курьер, бросив на нее взгляд, попросил паспорт.

Саша, оставившая его на столике, бросилась обратно, уверенная, что один из бородатых и пузатых рокеров уже похитил ее документ. Однако ее бордовая книжечка с гербом СССР сиротливо лежала на столе рядом с четырьмя недопитыми коктейлями.

Курьер протянул ей заказное письмо.

– Вот, распишитесь в получении. Доброго вам вечера!

Но последних его слов Саша уже не слышала, потому что деревянными пальцами