Дневник рассказчика

6. Та, что определяет правила игры

Сказка про Алису

Двадцать месяцев назад

Вечная зима, в палитре которой есть только один цвет для земли и неба. Серый мир, сотканный из холода.

Грэйс так много времени проводила на берегу замёрзшего озера, что уже выучила рисунок горизонта: здесь торчат острые пики сосен, тут закругляются кроны дубов, а там и вон там в лесу натыканы хижины, над которыми клубится дымок.

Кутаясь в тяжёлую шубу, Грэйс приходила сюда слушать тишину. Такое задание: поймать тишину в месте, где её не бывает – где на фасаде замка непрерывно гудят свою песню медные трубы. Грэйс выбрала на ледяной поверхности озера самое чистое место, без следов и трещин, и сконцентрировалась. Гриана не велела ей закрывать глаза. На внутренней поверхности век, говорила она, отражаются мысли, а прятать мысли Грэйс пока не умела.

Немного жульничая, Грэйс представила лёд белым холстом и начала рисовать на нём сундук. Воображение у неё всегда было хорошее – не такое, конечно, как у Джека… Так, не надо вспоминать Джека.

Сначала.

Сундук получился большой, из орехового дерева, с покрытыми патиной бронзовыми гвоздиками и набивками. Представив все детали, ощутив его вес, почувствовав, сколько места он занимает в пространстве, Грэйс мысленно подняла крышку. Внутри стенки сундука были обтянуты мягким светло-бежевым бархатом. Но вот ткань уже шёлком струится между пальцами, мимолётно касается щеки, когда Грэйс стягивает с Квина рубашку. Шёлк тонкий, прохладный, а плечи Квина горячие под её ладонями.

Сначала.

В сундуке множество всяких отделений, коробочек и тайников. Грэйс не считала, не ограничивала себя числами, но помнила, куда надо заглянуть, какую крышечку приподнять, а какую отодвинуть; некоторые отсеки были прочно прибиты, а другие можно было вытащить. Когда Грэйс описала Гриане свой воображаемый сундук, его размеры, разнообразие форм, цветов и материалов начинки, та рассмеялась. «Видела бы ты мой», – ответила она и, вполне возможно, подмигнула.

Три отсека заперты. Особенные тайники, в которые Грэйс когда-нибудь научится прятать мысли, эмоции и воспоминания. Разумно было бы запереть их на ключ, но Грэйс сразу представила себе верёвочки, завязанные специальным узлом. Когда-то Самира учила её…

Сначала.

Грэйс понадобилось ещё несколько попыток, чтобы призвать сундук. Получалось уже гораздо быстрее, чем в первые дни, но сегодня сознание улетало то в прошлое, то в другой мир, то в их с Тарквином спальню.

Наконец, образ сформировался. Теперь Грэйс могла закрыть глаза, вскочить и начать танцевать, попытаться разговорить одного из стражей Грианы – сундук уже не исчезнет. Но она не собиралась отвлекаться. Вместо этого Грэйс поймала звук – музыку подводных течений. Представила её ртутью, затекающей в уши и обволакивающей барабанные перепонки. Мысленно собрала жидкий металл в шар, опустила его в нишу на дне сундука и захлопнула крышку.

Ничего не изменилось. Грэйс представила, как лёд трещит, расходится и тяжёлый сундук вместе с запертым звуком идёт ко дну. Нет – музыка продолжала гудеть.

– А что, если мы попробуем по-другому?

Грэйс воровато огляделась – за ней наблюдал только каменный дракон над входом. Его когти, оставившие глубокие борозды на твёрдом мраморе колонны, до сих пор её пугали. Застывший взгляд будто следил за каждым её движением, но всё же Грэйс надеялась, что камень не умеет ябедничать.

Она сняла красные перчатки – яркие пятна на монохромном фоне – и прикоснулась руками ко льду. Где-то глубоко под водой течения вызывали в трубах колебания, воздух гудел и притворялся музыкой. Но если течение успокоить, слегка замедлить, станет тихо. Тут Грэйс не нужно было играть в прятки или что-то воображать: она чувствовала энергию и откуда-то знала, как её деформировать. Осталось приправить желание нужной разрушительной эмоцией.

Теперь намеренно вернуться в спальню в старом замке: на этот раз вспомнить не ночь, а раннее утро. Представить выражение лица Квина, когда она выкрикнула: «Я тебя ненавижу!» – и как он застыл с той бежевой рубашкой в руках…

Вода под руками закипела, и наконец стало тихо.

Голова раскалывалась: видимо, лёд оскорбился за все виртуальные эксперименты и наслал ответное проклятие. Грэйс лежала на земле и любовалась кружащимися облаками, пока они не остановились.

– Я позвала тебя сюда, чтобы ты научилась контролировать магию. Не для того, чтобы ты испытывала её границы и случайно убила себя.

Голос Грианы тоже звучал монохромно. Каждый раз Грэйс приходилось самой выдумывать интонацию, выражение лица и настроение королевы Арадона. Сейчас она со всей ясностью расслышала упрёк.

– Простите. – Грэйс ухватилась за протянутую руку и поднялась на ноги. – У меня не получается. Если так трудно отделить простой звук, как же я научусь выключать эмоции?

– Поэтому ты решила поспорить с природой и выключить течение? – В этой фразе ясно прозвучало «ай-ай-ай». – Прогуляемся?

Гриана пошла вдоль берега, и Грэйс пришлось следовать за ней.

– Скажите, это ведь закончится, когда… всё закончится?

– А ты этого хочешь? – Королева Арадона никогда не спрашивала. Она знала истинные ответы на все вопросы, но вежливо позволяла собеседнику изложить свою версию.

Два шага, три, четыре… Грэйс искала ответ в бликах на серебряных волосах Грианы и, кажется, нашла правильный:

– Я не хочу взрывать подушки и забрасывать людей на забор.

– Но… – Не оборачиваясь, Гриана сделала кистью движение, которым можно было бы завести музыкальную шкатулку.

– Но иногда я разрешаю себе думать, что я крутая могущественная ведьма. Это преувеличение, само собой, мне нравятся такие фантазии. Будет грустно снова стать обычной… хотя нет, мне будет не до грусти, не до магии и точно не до воображаемых сундуков.

Грэйс улыбнулась. Гриана, возможно, тоже – от её спины повеяло теплом.

– Разве прежде ты была обычной?

– Конечно. Когда-то я была такой обычной, почти незаметной, что едва существовала.

Дорожка привела их к теплице для роз. Хотелось зайти внутрь и погреться, но Гриана остановилась снаружи. Ребром ладони она смела с купола снег на уровне лица Грэйс.

– А потом ты почувствовала магию?

– Нет. – Грэйс коротко взглянула на своё нечёткое отражение. – Потом Квин влюбился в меня.

– И теперь, когда его нет рядом, ты доказываешь своё сомнительное существование, сея вокруг хаос.

Грэйс опустила голову, не решаясь возразить. О, она вовсе не сомневалась, только без Квина существовала как бы наполовину. Половина сердца, половина тела и целое, огромное чувство вины.

– Мне бы поговорить с ним. – Грэйс с первого дня думала об этом, а теперь, кажется, представился подходящий момент. – Всё объяснить,