не настаиваю. И не упрекаю вовсе. Но спасибо тебе за честную реакцию – теперь я точно знаю, кто прячется в саду верховного судьи и слушает мои истории. Буду и впредь следить за языком, избегать фривольностей.

Румянец стал на полтона интенсивнее.

– А ещё… – Тут я ощутил неловкость, но выбора не было. – Намекни, пожалуйста, принцессе, что жених я ненастоящий.

– Это как?

– Сложно и вместе с тем довольно просто. Я не собираюсь жениться.

Заинтересовавшись, посланница принцессы пересела ко мне вплотную и пытливо уставилась снизу вверх.

– Почему же вы участвуете в испытаниях?

Хотел бы я ответить, что меня заставили, но это не совсем правда – ножа к горлу пока никто не приставлял. Однако ни свободы выбора, ни единоличной ответственности за свою судьбу я не чувствовал.

– Обстоятельства сложились таким образом, что я не смог отказаться.

– Как вы мудрёно формулируете, господин рассказчик. – Она улыбнулась, показав милую щербинку между передними зубами. – А вдруг вы влюбитесь и передумаете?

– Это вряд ли.

– Почему? Принцесса очень даже достойна занять место в чьём-то сердце.

– Не сомневаюсь, что принцесса Эрисфея – достойнейшая из всех. – Я заботливо подбирал слова, вот только собеседница и не думала расстраиваться. Она улыбалась всё светлее. – Но… я не умею влюбляться. Если любовь – задача, то я решаю её неправильно, лучше не браться.

«И оставить её для людей, сведущих в математике и прочих необходимых для любви науках».

– Ну, – девушка пожала плечами, – в испытаниях вы всё равно участвуете. Следующее сегодня вечером.

Я сдержал горестный вздох. Нам долго ничего не сообщали – женихи уже стали забывать, ради чего гостят в Тартессе, и понемногу отправились искать развлечения иного толка. Как вдруг пятое испытание подвернулось само. Любимый котёнок принцессы сбежал и заблудился в подземелье – теперь разномастному отряду женихов предстояло спуститься туда на поиски. Не знаю, какие эмоции вызывает во мне это задание, веселье или раздражение, но Фред, известная своим отвратительным чувством юмора, хохотала долго.

– Сегодня вечером, – кивнул я.

Прежде я бывал и в подземных лабиринтах, которые простираются от окраин Элмура до главной площади, и в тюремной камере. Не понравилось.

Здешнее подземелье, как мне рассказали, никогда не служило ни тюрьмой, ни подвалом. Несколько сотен лет назад это были нижние этажи дворца, но однажды пустыня – живой организм – раскрыла объятия и поглотила его часть. Строители рьяно взялись за дело, и дворец вновь устремился в небо, а проходы вниз закрыли, оставив прежние жилые помещения во власти песка и темноты.

Посланница принцессы покачалась из стороны в сторону, и я вынырнул из мыслей.

– Я могу помочь советом. – Воровато оглянувшись, она приложила ладонь к губам и прошептала: – Котёнка принцессы зовут Зефир. Позовите его тихонько, чтобы не испугать, и почешите за правым ухом.

Дневник рассказчика

Котёнка Джек на нашёл. Сидя сейчас где-то в подземном лабиринте, с придавленной ногой, прижимая к ране в боку пропитанный кровью платок, Джек размышлял о глупом совете. Почесать за ухом, как же! Лучше бы милая девушка напомнила ему, что в тёмных незнакомых закоулках не стоит разделяться с попутчиками. Даже если они именуются соперниками и преследуют собственные цели, желают опередить друг друга, добиться победы – хотя бы слово это, «победа», отметить в списке своих достижений.

А Джек добровольно излучал пораженческий настрой: нежелание побеждать, жениться, просто находиться в этой части света. Излучал ярко – остальные женихи перестали чувствовать в нём угрозу и прозвали женихом для престижа. Гость из далёких северных стран боролся за руку и сердце принцессы Эрисфеи – красивая деталь для свитков истории.

История Южных Земель хранилась именно в свитках – где-то в круглом зале, за тяжёлыми дверями, запертыми на несколько замков, в той части дворца, куда не всякому местному жителю ходить разрешалось, не говоря уже о гостях. Джек намекал верховному судье, что ему как рассказчику было бы полезно ознакомиться с историей, но тот лишь неопределённо усмехался.

Прошло, наверное, минут шесть; первые четыре с половиной Джек звал на помощь, но, оставшись без ответа, решил поберечь силы. Он проваливался. Яма, в которую Джек угодил, блуждая по подземным лабиринтам, глубже не стала, но сознание ускользало всё ниже и всё труднее возвращалось из темноты. Он перестал различать, открыты глаза или закрыты; когда перед лицом вспыхнули два блика, стало почему-то ещё труднее.

А художник-шутник продолжал писать картину – наяву или в воображении, – одинаково старательно затрагивая все органы чувств. Две короткие вспышки обрели цвет: золотисто-карий, с чёрной обводкой. Пространство перед Джеком, которое ещё мгновение назад казалось пустотой, сгущалось и клубилось; новые формы сопровождались звуками – Джек смог отделить шум в голове от глухого рычания, которое обволакивало его снаружи. Лицо обдало тёплым дыханием, и он почувствовал запах железа, тухлого мяса и страха.

– Это ты, что ли, котёнок? – Джек мог бы удивиться сильнее, но он устал и привык. – А я тут лежу, кровью истекаю. Это для тебя, наверное, как мороженое со взбитыми сливками. Или что ты там любишь… впрочем, лучше не отвечай.

Как там его звали? Тортик? Нет… Пирожок?

Любимый питомец принцессы подошёл к Джеку с другой, уцелевшей стороны, но вряд ли он мог не учуять запаха крови. Джек почувствовал движение ноздрей у своего уха. От колебания воздуха шевельнулись волосы и воротник, жёсткие усы защекотали шею.

– Зефир!

Грациозно оттолкнувшись, Зефир поставил передние лапы Джеку на грудь. Трудно сказать, что именно затрещало, ткань рубашки или рёбра. Несколько секунд Джек зачем-то потратил на раздумья о том, сколько весит ухоженный, сытый, избалованный любовью и лакомствами взрослый лев.

– Зефир, – повторил он медленно. Дрожь в голосе с натяжкой можно было принять за ласковость. – Вот скажи, почему, стоит мне забраться в пещеру или подземелье, обязательно ждёт встреча с каким-нибудь чудовищем? То драконы, то птицы огненные. Теперь ты… И никто меня пока не сожрал. Это всё талант рассказчика – я могу любого заболтать. Хоть добродушное существо в облике чудовища… хоть чудовище в облике человека…

Пустая болтовня отвлекала Джека от ощущения холодного ужаса, который сковал тело от ног до затылка. Он запнулся, когда на щёку упала капля слюны, зажмурился в ожидании того, что острые зубы сейчас вырвут его кадык. Но продолжал произносить какие-то слова, смысл которых не доходил до мозга.

Свободной рукой Джек машинально погладил грубую шерсть. Вдруг вспомнив весь разговор о котёнке принцессы, он запустил пальцы в гриву – туда, где, по его расчётам, находилось ухо, и произвёл несколько чесательных движений. Другой человек, лёжа вот так с закрытыми