не обращал внимания на проступающую боль в боку. Вроде бы Гленд его тащил… или это Джек сам прижимался к нему спиной и выталкивал из беседки… через ступеньки – сквозь кусты олеандра – по петляющей тропинке к пруду.

Кажется, сзади никого не было. Если обойти пруд и добраться до арки, в коридорах дворца можно будет… Прервав последнюю фразу на полуслове, Гленд отшвырнул его. Удар о плоские камни выбил у Джека воздух из лёгких.

Перед глазами мелькали размытые блики, а с ними наперегонки – красные одеяния стражников. Джек успел два раза вздохнуть, но на третьем поднялся на ноги. На четвёртом он замер, позабыв, как дышать. Гленд рассыпал удары; нескольких преследователей он успел ранить тем самым ножом, лезвие которого только что прижималось к шее Джека. Плеск воды, лязг металла, какая-то возня… В гуще из тел и ругательств трудно было разобрать, чья рука сжимала меч. Но сталь блеснула, отразив звёзды, и погасла, когда меч по самую рукоять погрузился в тело и ярко-красным вышел с другой стороны. Больше красного! – цвет заливал халат Гленда… и теперь, наверное, тот имел право его носить.

Мир засуетился. Рядом с Джеком вдруг оказался Тимес, он тряс Джека за плечо и что-то спрашивал. Кто-то из-за пределов тумана перед глазами протянул ему флягу с водой.

Отмахнувшись от всех, Джек устремился прочь. Сначала ноги сами несли его, а потом цель дошла и до сознания.

– Где Морн? – спрашивал он по дороге.

– Верховный судья? Там, где обычно, но туда нельзя, – отвечали ему.

Но Джек забывал и снова спрашивал. Образ Гленда навсегда отпечатался у него на сетчатке. Он лежал там, ноги на берегу – тело в воде, распластанное; руки в стороны, стеклянный взгляд устремлён в небо. И весь пруд как будто этого цвета.

Белая башня стрелой торчала в мозаичном покрытии двора, словно орудие убийства. Обнаружив вход, Джек без спроса и угрызений совести помчался наверх по крутым лестницам. Внутри больше ничего и не было – только сотни ступенек, темнота, эхо шагов и частого дыхания. В боку кололо от быстрого бега. Свежий шов наверняка разошёлся.

Последняя ступенька застала Джека врасплох. Он не сразу смог остановиться и сквозь настежь распахнутую дверь по инерции выбежал на центр площадки. Здесь, на изогнутых кованых ногах, стояла чаша для костра; оранжевые языки пламени танцевали в медной ловушке, рисуя тени на крышах дворца, балюстраде и спине Морна.

Верховный судья не обернулся. Он швырял за край куски сырого мяса – ворон, сидевший на его плече, срывался, ловил добычу на лету и возвращался с ней на прежнее место, а потом разделывал и глотал мясо по частям у самого уха хозяина.

Джек пытался успокоить дыхание. Зачем пришёл сюда? Что собрался говорить или предъявлять? Если его и дальше будут игнорировать, он, наверное, тихо уйдёт.

Но тут Морн шепнул что-то. Его питомец ринулся прямо на Джека, пролетел в дюйме от его макушки, зацепив когтями волосы, и устремился в ночное небо.

– Ты расстроен, Джек.

Верховный судья теперь стоял к нему лицом, огонь разделял их.

– Вы знаете, что произошло?

– Я отдал приказ. – Точно вспомнив о чём-то, Морн исследовал палитру эмоций и выбрал мрачную улыбку. – Безусловно, никто не хотел, чтобы всё так закончилось. Странника трудно поймать живым, а этот сам пришёл во дворец. Жаль, мы не смогли допросить его, разузнать о твоём друге.

Дыхание выровнялось, но ощущалось тяжело, как если бы вместо воздуха Джек глотал чугунные гири.

– Где Кларк? – спросил он.

Улыбка Морна потускнела до едва заметной, и оттенок её изменился.

– Именно это я и пытаюсь выяснить уже много дней.

– Ладно. – Боль немного утихла, и Джек смог выпрямиться. – Я пришёл, чтобы сказать вам, что больше не буду участвовать ни в каких испытаниях. В этой гонке за ненужной мне невестой я чужой и лишний.

– Испытаний больше не будет, – ответил Морн примирительно. – Эрисфея желает познакомиться с претендентами и наконец определиться с выбором.

– Желаю счастья жениху, кем бы он ни был.

Спрятав руки в карманах, отчего его спина стала ещё прямее, Морн прошёлся до следующей стены. Джек зеркально повторил его шаги, чтобы их и дальше разделяла чаша в центре площадки. Лицо обдало жаром, и на лбу выступила испарина.

– После того как ты познакомишься с Эрисфеей, я выполню своё обещание, – сказал Морн, проигнорировав всё сказанное ранее. – Свадьба судьи провинции Шии-Лар состоится уже через несколько дней. Разве ты не хотел повидаться с невестой?

Джек молчал.

– Я даже обеспечу тебе сопровождение, – добавил верховный судья. Его голос, его поза и внимательный взгляд излучали хорошо выверенную благосклонность.

– Зачем я вам? – спросил Джек. – Только прошу, не повторяйте размытые рассуждения – просто… зачем я вам?

Морн сделал шаг вперёд, разговор света и теней на его спокойном лице перешёл в яростный спор.

– Считай, что я играю в игру с провидением и настал мой черёд делать ход.

– В игру? – Джек также подошёл ближе к огню. – Шахматы, я полагаю?

Почему он сказал это? И почему рядом с огнём вдруг стало холодно?

Пересилив нахлынувшее оцепенение, Джек неопределённо махнул рукой и выдавил:

– Есть такая популярная игра.

– И какие же у неё правила? – вежливо поинтересовался Морн.

Джек сбивчиво пояснил. Верховный судья как будто даже выслушал – во всяком случае, ни разу не перебил.

– Занятная игра. А знаешь, что мне понравилось в правилах больше всего?

– Непредсказуемость?

Со всех сторон вдруг стали слетаться вороны – те самые, которых Джек видел под крышей башни в первый день. Одни садились на парапет, другие влетали в небольшие, специально для них предусмотренные отверстия в стенах. От громкого карканья и мельтешения чёрных крыльев закружилась голова. Но уже через миг всё смолкло.

– Нет, – ответил Морн, когда воцарилась полная тишина. – Лучше всего, что фигуры не умеют самостоятельно делать ход.

Ночью я не мог уснуть. Под пуховым одеялом я мёрз так, что зубы стучали. К горлу всё подкатывал тошнотворный комок: на вкус он мог бы ощущаться пеплом, железом, кровью… но я чувствовал розы. Тонул в сладком тягучем аромате.

А потом приходила Фред. Она вошла без стука и ничего не сказала, но по звуку её шагов я догадался: Фред знает о том, что случилось. Она тихо свернулась на другой половине кровати прямо поверх одеяла. В темноте я видел только неясный силуэт, но угадывал в его неподвижных линиях тайное послание.

Утром вторая половина кровати была пуста – ни единой складочки, – но беззвучное