– Университет в Ростове, – ответил араб и сделал сладкую морду. – Ты красивая. Хочешь, поедем на Мертвое море?

– Закатай губенки…

– Понятно. – Он усмехнулся и протянул мне пакет с миндалем.

Я закрыла глаза. Мне было все равно, что там мелькает за окном. Стало скучно. Захотелось в душ и спать.

И я поспала в номере пару часиков. А потом вышла на балкон и увидела – город вымер. И что? Я буду плакать всю субботу из-за того, что Лера не в курсах, как быстро пролетает время? И ничего не остается для себя! Говорил же ему Шимшон – ничего! Ни мысли, ни предмета. Только чувство уносит с собой человек. Душа ничего другого не принимает. Да! А все неотработанные сценарии гниют и тлеют. И я не хочу покрываться червями! Я не буду таскать в кармане непотраченую валюту. Мне нужно все спустить! До последней копейки. Мне нужно проиграть все свои роли. А Лерочка этого не понял, он не виноват, у него расписание: в субботу день рождения.

Я позвонила гиду. Он заехал на своем ржачном мотике. У меня была экскурсия в арабский квартал. В ночной клуб. На дискотеку. Я обожаю злачные места. Там мальчики кончают прямо в штаны. Мне было плевать, я бесилась, как обычно, в джинсах и майке в обтяг. Паранджу не надевала. Арабчонок, конечно, Лерочке похвалился.

Мы с Лерочкой сели пить кофе на террасе китайского ресторанчика. Ждали, когда приедет повар. День наступал жаркий, сонный. Воздух плавился, и над асфальтом было видно прозрачные волны. Низкие толстые пальмы застыли как скульптуры. Напротив, через дорогу, блестели стеклянные двери гостиницы и красная размашистая вывеска «Майами».

На крыльцо поднялись серфингисты, поставили у входа свои доски. Две полинявшие немки пили зеленый чай. Мотоциклист проехал и, чуть замедлив на ходу, обернулся. У входа остановился серебристый РАФ. Вышел повар, стрельнул азиатским глазом и бесшумно прошел в кухню.

– Мне сейчас чуть плохо не стало, – Лера кивнул на его машину. – У моей жены такая же.

Я поцеловала его в плечо. Припечатала и отпустила.

– Ты иди… – говорю, – если у тебя дела… Я не хочу ломать тебе день.

– Ты не ломаешь, малыш… – Он прижал к губам мою ладонь.

Официантка пригласила за столик. «Бе седер», – она улыбнулась. Это была ехидная профура, из серии скандальных веселых хохлушек. Она рассматривала нас с мышиным любопытством. Как будто знала раньше и готовилась насплетничать. Глаза у нее были с прищуром, казалось, что она все время хихикает.

Кореец швырнул в кипящее масло чеснок и сухие травки. Немки принюхались. Хохлушка принесла заказ.

– Любишь рыбу? – спросил Лерочка.

– Да. А ты?

– И я люблю…

Я смотрела, как Лерочка режет макреуса. До чего же мне нравились его руки. Вот это вот местечко, где узкое запястье перехвачено браслетом часов. Он поджимал пальцы, как кот подбирает в подушечки когти. И ладонь его меня заводила, новая для меня маленькая ладонь.

Потом, когда от Леры остались рожки да ножки, я случайно увидела такие же руки. Включила телек, а там один адвокат готовит кушать. Я терпеть не могу рецепты и всю эту кухонную тему, я просто на ручки смотрела, на ручки, как у Лерочки, – тащилась. А что готовили – не помню.

Лера положил мне на тарелку кусочек. Взглянул тоскливо на красный китайский фонарик.

– Зря я тебя не забрал сразу… – пробурчал.

– Да ладно… Я знала, что ты будешь занят.

– Откуда? – Он разлил вино.

– У вас каждую пятницу день рождения… – Я откусила рыбку. – И каждую пятницу у тебя супружеский долг…

– Приятного аппетита. – Хохлушка притащила кислый соус, я попросила бахнуть туда побольше перчика.

Я обожаю свеженькую рыбку. Только чтобы я с ней успела познакомиться, пока она еще жива. Муж меня специально ради рыбки берет в Стамбул, в Кум-капи. Там есть ресторанчик на барже, с видом на Босфор, и я отрываюсь, лопаю там как сволочь. Этот макреус тоже был сладкий.

– Класс! На окуня морского похожа… – Я засмеялась: – Нет, на судака…

Ни на окуня, ни на судака макреус не похож. Лера поднял брови с сомнением. Он рассеянно накалывал помидорчик на вилку и наблюдал, как моя грудь почти-почти выпадает из сарафана и каким-то чудом удерживается в рамках приличия. Ничего не выскочило. Все рассчитано.

– Чем твой муж занимается? – Он накрутил на вилку зеленый листок.

– Деньгами, – говорю. И перчик в соус добавляю.

– В России сейчас кризис.

– Да? – Я захрустела салатиком и похвалилась: – Он очень умный.

– Понятно… – Лерочка запил вином. – Как похудеть? Знаешь?

– Знаю. – Я посмотрела на чипсы в его тарелке, я терпеть не могу, когда мне рассказывают, как похудеть. – Зачем? – говорю. – Не худей. И я не буду. С тобой я чувствую себя самой красивой.

– Ты и так самая красивая… – сказал Лера и опять запел свою песню: – Надо было сразу забрать тебя из Тель-Авива.

Хохлушка принесла счет. Видимо, чай был хороший. Она почти засмеялась от радости и снова уставилась на меня и на Леру с ехидным старушачим улыбоном.

– Откуда я тебя знаю? – он ее спросил.

Она жеманно повела плечом:

– Я работала у Ашота.

Сучка, у Ашота она работала. Я потом обедала и завтракала в этом ресторане. Она каждый раз обслуживала мой столик. Наверно, ей интересно было поболтать со свежей рожей из России. Она мне успела выложить всю свою биографию с момента рождения в городе Змиевск. Но я ничего не спрашивала у нее про Леру. Я знаю о нем все, что мне нужно.

В номере я скинула с себя одежду. Выпила глоток коньяка. Взяла сигарету и валялась на кровати. Лера подбирал мое раскиданное шмутье. Он рассматривал, как новые игрушки, мой лифчик, мой сарафан. Поднял мои стринги, осторожно пощупал тонкий гипюр, к губам прислонил.

На полу валялась визитка. Он поднял. Посмотрел внимательно. «Иерусалим» крупными буквами и внизу мелко «гид». Я встала с постели, нашла в сумке вторую и увидела – «отель». Но… я не хотела ничего ему объяснять. Зачем?

– Давай поспим, – я сказала.

– С тобой разве можно уснуть? – он сказал и опять стал рассматривать потолок.

Игрушки наши вспоминал. В Сети я бунтовала: «Все! Уходи! Не буду с тобой трахаться!». Он командовал: «Раздевайся, сучка! А будешь кочевряжиться – отдам тебя грязным арабам!». Вот эту ерунду Лера вспомнил.

– Пиздец, как я тебя ревную! – Он выдохнул и повернулся на бок, сжался в комок.

И я не могла с ним уснуть. Я его обняла, животом прижалась. Я дышала напряженно, хотела поймать его ритм и сбивалась, а ручки мои лезли, сами лезли погладить.

– Все… – он сказал. – Наверно, я уже импотент.