на буксире. Она сделала это без колебаний. И вот я здесь, не в силах заставить себя покончить с ней так, как я покончил с бесчисленными другими людьми, кто мне перешел дорогу. Почему? Почему ее предательство ощущается по-другому?

Мои пальцы барабанят по кожаному рулю, пока я прокручиваю в памяти каждый момент последних нескольких дней. Ее неповиновение, ее огонь, то, как она стояла на своем, даже когда была в моей власти, — все это подпитывает во мне что-то, чего я не могу полностью понять.

Резкий звонок ее телефона прерывает мои мысли. Я бросаю взгляд на экран. Ханна.

Я даю ему прозвонить один раз, два раза, прежде чем ответить, прижав телефон к уху. Тишина тянется, пока я жду, не говоря ни слова, позволяя звонящему сделать первый шаг.

— Кьяра, это Ханна, — говорит женский голос, задыхающийся и настойчивый. — Дети ждут тебя на Дэйви-авеню. Все готово, как мы и планировали. Не волнуйся — они в безопасности.

Ее слова ударили меня как удар под дых. Дети. Мои дети.

Я резко обрываю звонок, бросая телефон на пассажирское сиденье. Моя челюсть сжимается, когда я разворачиваю машину, адрес врезается в мою память.

* * *

Дом скромный, далекий от роскоши, в которой выросла Кьяра. Он спрятан в тихом районе, в таком месте, которое создано, чтобы исчезнуть. Я паркуюсь через дорогу и выхожу, тратя время на то, чтобы успокоиться, прежде чем идти по подъездной дорожке.

Я звоню в звонок, звук резкий и глухой в тишине. Дверь скрипит, открывается, и оттуда выглядывает молодая женщина. Она хрупкая, но сдержанная, ее глаза расширяются, когда она видит меня. Это, должно быть, Ханна.

— Кто ты? — требует она, и ее голос дрожит, несмотря на всю ее браваду.

Прежде чем я успеваю ответить, из-за ее спины выглядывают две маленькие головки. Мальчик и девочка. Они замирают, увидев меня, их широко раскрытые глаза полны любопытства и замешательства.

— Это мамочка? — спрашивает девочка тихим неуверенным голосом.

— Нет, милая, — быстро говорит Ханна, ее рука инстинктивно движется, чтобы преградить им путь. — Оставайся позади.

Мальчик делает шаг вперед, его лицо светится надеждой, но затем он останавливается, понимая, что я не тот, кого он ожидал. Его маленькая фигура напрягается, и он хватает девушку за руку, притягивая ее к себе.

— Кто ты? — повторяет Ханна, ее тон теперь резче. Она пытается скрыть свой страх, но я его ясно вижу.

— Я здесь ради Кьяры, — говорю я холодным и размеренным голосом.

Выражение ее лица меняется, и она переводит взгляд с меня на детей и обратно. — Ты не можешь быть серьезным.

— О, я очень серьезно, — отвечаю я, подходя ближе. — А теперь отойди в сторону.

— Лео, Алиса, идите внутрь. — Ханна не двигается, вызывающе вздернув подбородок. — Кьяры здесь нет, а ее дети…

— Это ее дети?

Лицо Ханны бледнеет. Она вцепляется в дверь так, что костяшки пальцев побелели, глаза широко раскрыты. — Я не, ты…

Я смотрю на детей. Они едва старше малышей, три или четыре года, наверное. Гнев накатывает на меня, когда я понимаю… временная шкала работает. Либо Кьяра трахалась с кем-то другим, либо…

Или эти двое детей мои.

Каким-то образом я знаю правду.

Дети цепляются за Ханну, их маленькие лица выражают смесь страха и замешательства. Это зрелище, к которому я не был готов, и что-то глубоко внутри меня переворачивается. Я пришел сюда не за сентиментальностью, но вид их — таких маленьких, таких уязвимых — делает это личным, каким я его не ожидал.

— Ханна, — говорю я, понижая тон, но сохраняя резкость. — Я забираю своих детей. Отойди, или я сам тебя подвину.

Ее решимость колеблется, и на мгновение мне кажется, что она может сопротивляться. Затем она отходит в сторону, ее лицо бледное и напряженное от беспокойства.

— Лео, Алиса, — говорю я, приседая до их уровня. Они не двигаются, их широко раскрытые глаза смотрят на меня. — Идите сюда.

Лео крепче сжимает руку Алисы, и они оба прижимаются к Ханне. Я поднимаюсь, резко выдыхая. Не так я представлял себе этот момент.

— Приготовь их, — приказываю я Ханне. — Мы уходим.

— Ты совершаешь ошибку, — тихо говорит она, но делает так, как я говорю, ее руки дрожат, когда она собирает их вещи.

В комнате царит жуткая тишина, если не считать случайного всхлипывания детей, цепляющихся за Ханну. Я скольжу взглядом по скромной гостиной, впитывая ее простоту. Это совсем не похоже на место, где выросла Кьяра, но все же это похоже на нее. Тепло, гостеприимно, сдержанно. Мой взгляд останавливается на картине, висящей на стене. Фотография в рамке.

Кьяра стоит посередине, улыбаясь — настоящей улыбкой, а не теми расчетливыми, к которым я привык. По обе стороны от нее двое детей, их маленькие ручки сжимают ее. Мальчик и девочка, не старше четырех или пяти лет. У них одинаковые яркие светлые волосы и пронзительные голубые глаза. Шаровские глаза.

Это невозможно пропустить.

Лео, мальчик, — точная копия меня. Моя челюсть, мои скулы, мои глаза. Это как смотреть на фотографию себя в детстве. У девочки, Алисы, тонкие черты лица Кьяры, но эти глаза… они, несомненно, мои. Осознание наваливается на меня, тяжелое и неотвратимое. Это мои дети.

На мгновение все остальное меркнет. Предательство, ложь, годы разлуки. Ничто из этого не имеет значения, когда сталкиваешься с этой неоспоримой правдой. Мои дети. Мои.

Я подхожу ближе к фотографии, мои пальцы чешутся прикоснуться к ней, подержать это осязаемое доказательство их существования. Ханна беспокойно ерзает позади меня, и я слышу, как она шепчет что-то детям. Мое внимание возвращается, момент разрушен.

— Что ты только что сказала? — спрашиваю я, поворачиваясь к ней, и мой голос ледяной.

Ханна притягивает детей ближе, ее неповиновение мерцает, даже когда страх вспыхивает в ее глазах. — Ничего.

— Не лги мне. — Мой голос падает, становится опасно низким. В два шага я оказываюсь перед ней. Я хватаю ее за руку, разворачиваю к стене и прижимаю ее к ней. Моя рука запутывается в ее волосах, дергая ровно настолько, чтобы она вздрогнула. — Что. Ты. Сказала?

Ее дыхание становится прерывистым, а детские крики становятся громче, наполняя комнату паническими воплями. Лео сжимает руку Алисы, его маленькое лицо залито слезами. Я вижу его наблюдаю, пытаюсь быть храбрым, но это зрелище только усиливает мое разочарование.

— Я говорила им, что все будет хорошо! — выпаливает Ханна, ее голос надламывается. — Вот и все! Клянусь!

Ее слова повисают в воздухе, пока я изучаю ее, ища любой признак обмана. Моя хватка на мгновение крепнет, мой гнев все