Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С трудом открыв покорёженный багажник, я достал оттуда жёлтую оградительную ленту и предупредительные указатели, опоясав участок вокруг бака. Потом позвонил в пожарную часть, поскольку другие баки занялись огнём и полыхнуть могло не слабо. Дежурный саламандр обещался выехать как можно скорее. Уточняя адрес, мне пришлось воспользоваться подсказкой Бронштейна.
Так как машина никуда не годилась, я вызвал «Такси 666. Отвезём хоть в ад!» – самые быстрые и дешёвые услуги перевозки в нашем городе, поймал за ногу пытавшегося тихо отчалить портного и отконвоировал по улице на два дома вперёд. Ну вы же не подумали, что я вызвал такси к самому месту взрыва?
Авто подкатило буквально через пять минут.
– Странно вы выглядите, пан Брадзинский. Месье Бронштейн, моё почтение. Жена до сих пор в восторге от вашего кроя! У вас всё в порядке? – поправляя толстенные очки на носу, спросил молодой чернокожий чёрт за рулём.
– Это служебная тайна, – ответил я один за обоих. – Просто отвезите нас, куда нам нужно. Вперёд лучше не ехать, сверните.
Водитель понимающе кивнул и, к своему счастью, больше не донимал нас вопросами, сконцентрировавшись на дороге. Изя Изряилевич тоже молчал, но строил такие рожи, будто терпел невыразимые муки зубной боли и геморроя одновременно.
– Вы уверены, что нужно ехать не в больницу? – всё-таки не выдержал шофёр. – Кажется, месье Бронштейну очень плохо.
– У него с совестью плохо, – не знаю зачем буркнул я. – А так здоров как бык!
Вообще-то совесть чёрту ни к чему. Достаточно быть законопослушным, всё прочее лирика. Я попросил водилу остановиться, когда до кожевенной фабрики оставалось минут пять пешком. Шофёр высадил нас с заметным облегчением и сорвался с места, едва дождавшись, когда я захлопну дверь. Оставшуюся дорогу мы шли, едва ли не держась за руки, как два первоклассника, уцелевшие после праздничного салюта в честь директора школы…
– Какой болтливый таксист, – не сдержался я.
– Ой, ви ещё не ездили с фифиопами и украми. Одни забалтывают вас рэпом, другие поют длинные протяжные песни о свидомости.
– Избави Люцифер, – подтвердил я.
Как поляцкого чёрта, укрские черти доставали меня уже на генетическом уровне. Одна их страсть к салу и конфетам с кровью – это нечто…
– Таки почему вы апеллировали к моей совести? Я же честный чёрт, а не Порошенькофф какой-нибудь, – не выдержав, возмутился портной.
– Сравнивать вас с этим шоколадным диктатором я бы не стал, но и вы не столь невинны, если связались с террористами, – отрезал я, чуть не за шкирку заставляя его подняться по покривившимся бетонным ступенькам к главному блоку.
А из расхлябанных дверей в огромный пустующий цех нам навстречу уже спешил сам комиссар Базиликус, чьё фото висело над кроватью задержанного. Но не думаю, что сейчас это будет иметь хоть какое-то значение…
– Что это с вами? Жилет взорвался? – удивлённо спросил шеф, огибая одиночные ржавые станки и напуская на себя максимально важный вид.
Резко присмиревшему портному он только небрежно кивнул.
– Нет, как видите. – Я распахнул лапсердак, показывая, что жилет цел. – Похоже, меня пытались припугнуть, устроив взрыв возле нашей машины.
И я коротко пересказал ему, что случилось. Шеф молча кивал, хотя будущий ремонт служебной машины заставил его повращать желваками.
– Надеюсь, старушка жива и подлежит восстановлению? – Из-за спины комиссара показалась улыбчивая физиономия капрала Флевретти. – Классный пиджачок! Не слишком длинный?
– Это лапсердак, – пояснил я и добавил: – Не знаю, но объём работы там приличный. Надеюсь, у нас есть страховка?
– Вы себя хоть в зеркало видели, сержант? – сочувственно спросил Базиликус, уклончиво обходя мой вопрос.
Я невольно коснулся пальцами своего лица. Кожа отозвалась резкой болью ссадин и царапин. Надо будет умыться и продезинфицировать раны одеколоном.
– Ничего, заживёт. А вы решили организовать здесь временный штаб? – через силу пошутил я.
Но шеф даже не улыбнулся.
– Садитесь, – сказал он, показывая на стоящий у входа перевёрнутый ржавый бак из-под бензина – единственное место, куда можно было сесть.
Но я пожалел свои брюки и отказался.
– Только что звонили саламандры[5], пожар потушен.
– Быстро они.
– Профессионалы. Пожарные обнаружили на месте остатки взрывного устройства и кучу серебряных крестиков. Это был старый электрический кофейник в вигтарианском стиле, начинённый пластитом и серебром.
Я утвердительно кивнул.
– Использование запрещённого серебра и к тому же с христианской символикой с целью намеренного причинения вреда здоровью и жизни…
– …Влечёт за собой высшую меру наказания, – хмуро закончил шеф. – Вплоть до расстрела с конфискацией.
– Не наоборот?
– Не цепляйтесь к словам, сержант.
– Виноват, по сути одно и то же, – согласился я. – Нам надо узнать, где и кем куплен этот кофейник?
– По ходу дела постараемся выяснить. Сейчас важнее решить, что вы будете делать дальше? Счёт идет на часы или даже минуты. Долго ходить в жилете шмахида нельзя. А то, что устроили эти террористы сейчас, вообще не входит ни в какие рамки.
– Не нужно было позволять кое-кому шить пояса шмахидов под самым вашим носом, – не удержался я, кивая на Изю Изряилевича.
Тот взвился, но тут же, проглотив невысказанное возмущение, уселся на ржавый бак. Не сам, ему «помог» капрал, который с прошлого дела всерьёз вообразил себя героем.
– А как же демократические ценности и толерантность? Святой Микулаш их побери? Я обязан соблюдать правила, иначе меня бы давно пнули под зад коленом. А у вас в участке был бы другой шеф, скорее всего ни рыба ни мясо. Мы наращиваем терпимость и понимание. Нам теперь нельзя иметь принципов или своего мнения, когда дело касается выходцев из других стран, национальных меньшинств и их традиций.
– Вам не кажется, что террористы не входят ни в одну из перечисленных вами категорий? – деликатно напомнил я.
– Не смешите меня, Брадзинский, – жёстко обрезал комиссар. – Стоит нам задержать хоть какого-то типа с бомбой, как он тут же объявляет себя геем! А вы представляете, какое у них лобби в парламенте? Они даже собственную террористическую партию создали «Гей-террорист не террорист!». Вы что, не знали?