подняться на парапет, чуть пролезть… протянуть руку… Вот и нащупал… Едва не разорвал джинсы! Ну да, ну да…

Размотав проволоку, юноша прихватил зловредную коробку с собой… Теперь следовало поспешить – в воздухе уже плавился вечер.

– Есть вектор, есть! – сияющий радостью Щеголев встретил юношу на пороге. – Сигнал очень хороший! Скорее, мой друг…

– Да… да-да…

Антон поспешно улегся на диван… Разноцветные провода опутали голову…

– Ну, с Богом, друг мой! Удачи…

Что-то треснуло… Воздух наполнился озоном…

Глава 5

Деревня Сосновка Санкт-Петербургской губернии

(где-то под Нарвой). Июнь 1787 года

В бронзовых канделябрах жарко горели свечи. За окнами плыл тихий июньский вечер, уже довольно светлый в здешних местах, в краю белых ночей. Сквозь распахнутое «французское» окно (до самого пола) слышалось мычание скотины и девичьи истошные крики. По пятницам в поместье Елпидистовых было принято пороть крепостных. Сначала – девок да женщин, потом – мужиков. Даже и тех, за которыми за прошедшую неделю никакой вины не было. Тех пороли так, для порядка. Ну, а тех, кого было за что… Ух! Впрочем, особо зверствовать экзекуторам – крепким деревенским парням – не давали, крестьяне не отлеживаться должны, а работать, прибыль хозяевам приносить.

Пороли… Вот одна из девок издала уж совершенно дикий визг… крик даже! Летом-то пороли на воздухе, на заднем дворе – все было хорошо слышно.

Слышно-то – слышно… только вот из сидевших за круглым столом мужчин никто и ухом не повел. Что и понятно – играли! Какие там крики – внимательным нужно быть, игра – дело серьезное.

Всего в компании было четверо. Сам хозяин, князь Петр Александрович Елпидистов, сутулый сухопарый старик, бывший елизаветинский вельможа, да гости его, соседи, помещики средней руки и даже того хуже – ну, да, Петр Александрович никогда не чинился и гордыню свою не выказывал, да и, что сказать – не так уж и много в округе было дворян! Нынче пришли Иван Петрович Неухов с братом своим, Кириллом… и Антон Авдеевич Сосновский, совсем еще молодой человек, хотя Шлиссельбургского пехотного полка поручик! Офицер! Он и в гости-то явился в зеленом, с красными отворотами кафтане, в чем обычно хаживал как на службе и дома – другой-то одежки по бедности своей не завел. Впрочем, и остальные игроки особо-то не выпендривались, Неуховы не в шелках пришли, а сам князь – у себя дома – так, в синем атласном шлафроке и сидел, без парика – по-домашнему, по-простому.

– Однако же ваш ход, Иван Петрович!

Иван Петрович Неухов, человек еще не старый, но и не молодой, не тонкий и не слишком толстый, помещик средней руки, с круглым совершенно незапоминающимся лицом и тщательно выбритым подбородком, потрогал небольшую бородавку на кончике носа и скосил глаза на брата, потасканного щеголя лет тридцати, служившего на статской службе в Нарве и, насколько помнил Антон, имевшего чин провинциального секретаря, что соответствовало пехотному подпоручику или прапорщику. Чем он там занимался у себя в присутствии и в каком именно, Сосновского никогда не интересовало… Хотя, кажется, в секретариате губернского суда младший Неухов подвизался…

Что же касается Ивана Петровича, так тот недавно овдовел и теперь присматривал себе невесту, желательно из богатых помещиц, вдовиц, поскольку – в отличие от младшего братца – прекрасно понимал, что юные да богатые составят себе и куда лучшую партию. Надо сказать, что и покойная-то супруга старшего Неухова была особой не бедной, правда вот после ее смерти оба брата имение быстро промотали, оставшись… не то чтобы совсем на бобах, но где-то так, рядом. Впрочем, оба брата, при всех их недостатках, были вполне приятны в общении и считались людьми незлобивыми. Иван Петрович, как старший брат, вообще никогда не служил, а занимался хозяйством – в полном соответствии со старым указом «О вольностях дворянских»… Честно сказать, поместьем-то больше занималась жена, особа весьма жесткая, без всяких сантиментов выжимавшая из своих крепостных все соки, так что те после ее смерти вздохнули с большим облегчением. Померла же она от лихорадки – внезапно сгорела в три дня…

Со двора снова послышался сдавленный девичий крик… Пороли.

Вышколенный слуга принес хозяину раскуренную трубку с длинным чубуком, и синий табачный дым, повиснув над столом, медленно утекал в окно.

Играли в «фараона», игру нехитрую, не требующую выстраивать умные комбинации, а имевшую суть лишь в везении. Повезет не повезет – Господин Случай! Судьба – рок, фатум – могла неожиданно возвысить игрока или, наоборот, в тот же миг опустить его на самое дно жизни.

Суть игры состояла в следующем – игроком (он именовался понтер) из колоды выдергивалась наудачу любая карта, клалась на стол, на нее – сверху – деньги, ассигнации, серебро… да даже и медь. Банкомет из другой колоды метал карты на две кучки, когда карта, подобная той, что была поставлена на банк, выходила на его сторону, то тот и забирал деньги игрока, когда же наоборот – банкомет оставался в проигрыше. Обычно играли один на один, но нынче вот все усложнилось – собралась компания. Конечно, можно было бы сыграть во что-нибудь еще из азартного – баккару, «девятый вал», буру, наполеон, экарте… Однако же Елпидистов предпочитал «фараон» или «банк», как его еще называли.

Кивнув, Иван Петрович вытащил карту… и тут же бросил на стол! Дама треф! Ну-у, очень даже…

Неухов даже не улыбнулся и ничего не сказал, все восприняли это как должное – в азартные игры всегда играли по-серьезному, практически в полном молчании, допускались только реплики, имеющие отношение к самой игре. Да и как иначе? Игрок был вынужден принимать решение, не имея никакой информации, что называется – наобум, ибо, вне зависимости от игры, играл он не с человеком, а со случаем. Если во время игр «неазартных» допустимы были шутки, и сдержанно-шутливый тон считался приличным, то в азартных играх подобные вольности никогда не допускались.

В неазартные же игры – «мушку» и ее разновидности (лентюрлюс, памфил, «шутиха», мистигри, «копилка»), «стуколку», бостон, винт, «горку» – играли вовсе не ради выигрыша, а ради удовольствия, ради компании – на щелбаны или, если с дамами, на желания. Вот тут уж шутили, болтали обо всем, и за карточным столом царила атмосфера спокойствия, добродушия и веселья.

Однако все это было несерьезно. Серьезные люди играли в серьезные игры – азартные или «коммерческие», проигрывая, бывало, целые состояния. Не пугал игроков и штраф, впрочем, сниженный еще лет пять назад по «Уставу благочиния» матушкой государыней Екатериной Алексеевной до двенадцати копеек. Не такая уж и сумма… Хотя… как сказать!

На двенадцать-то