легко и спокойно. Он почему-то верил, что здесь его не тронут, не выследят. И дело предстояло пустяковое — переброситься двумя словами с человеком в черном пальто и уйти.

Нынче все было иначе. Стригун впервые шел, боясь самого себя. Именно себя. Сумеет ли казаться прежним, говорить то, что говорил раньше.

Прошло три дня. За это время могло все измениться. Полосатый мог узнать о налете на сторожку, узнать от того же Штефана. Ведь они знакомы, встречались прежде. Через самого Штефана был получен заказ на партию оружия. Если Полосатый в курсе событий, он не придет к церкви. Да и вообще никто не придет. Банде известно, что Стригун схвачен и находится под арестом, следовательно, искать его здесь бессмысленно.

Стригун поднялся на паперть, притулился к двери, ближе к теплым старушечьим платкам; скрыл себя от ветра за каменными стенами портика. Отсюда он мог изредка выглядывать, целить глазом в площадь, где должен был появиться Полосатый. Обычно тот шел со стороны Новой улицы, огибал справа тротуаром церковь и, перешагнув арык, направлялся к паперти. Умел возникнуть из темноты за десять-пятнадцать минут до окончания службы, якобы приходил за кем-то, за бабушкой или матерью, чтобы проводить до дома.

В церкви пели. Батюшка дотягивал вечерню. Старушки беспокойно задвигались у входа, готовясь отступить, дать дорогу потоку, что устремится сейчас на паперть. Посторонился и Стригун. Кинул взгляд назад на площадь, с надеждой и страхом — знают или не знают о его судьбе дружки. Кинул взгляд — и сердце забилось радостно. По тротуару шел человек в темном пальто с поднятым воротником. Переступил арык, повернулся лицом к церкви. Он — Полосатый. Значит, все в порядке...

Наблюдавшие издали Маслов и Карагандян тоже увидели человека, но приметить что-либо особенное в нем не могли — темно, да и расстояние большое. А он подошел к паперти, чуть приподнял шапку меховую, перекрестился и застыл в набожной позе — руки переплетены ладонями на животе, взгляд устремлен в желтый просвет над головами старух. Так неподвижно он простоял минуту-две всего лишь, но за это короткое время успел заметить прижавшегося к стене Стригуна, понять, что тот ждет его. Не торопясь, поднялся на ступеньки, примкнул к группе женщин.

Народ повалил на паперть. Вынеслось горячее дыхание из двери и затуманило портик. С толпой двинулся на площадь и Стригун — два раза мелькнула его светлая шапка над женскими шляпками и платками. Сейчас он, если увидел Полосатого, свернет влево под высокие стрельчатые окна, в тень. Если не заметил, направится через дорогу, прямо к угловому крыльцу, где ждет его Маслов. Свернул. Последний раз засветлела его шапка в огне свечей и растворилась. Сгинула вроде.

Маслов вынул наган и подтолкнул локтем Карагандяна — делай то же.

— Возьмем прямо у церкви.

Они спустились с крыльца. Пошли в сторону Ассакинской, пересекли ее и оказались в потоке лунного света, падавшего с неба, уже очистившегося от облаков. Наперерез им спешили женщины и старики. Маслов и Карагандян прибавили шагу, чтобы слиться с толпой, не быть на освещенной улице приметными тенями. Со старухами вместе добрались до тротуара и здесь замешкались, пропуская впереди себя людей. Затаились в тени деревьев, и едва толпа растеклась, стали следить за Полосатым и Стригуном. Смотрели пристально, напрягали до боли глаза. В тени угадывалась только одна светлая шапка. Второй, темной, не было.

— Что за ерунда, — нервничал Маслов. — Где же Полосатый?

Ему не терпелось взять поручика, а тот, как назло, не появлялся в условленном месте.

Минут пять прошло. Белесая шапка Стригуна маячила под окнами в одиночестве. Потом он вдруг оставил свой пост и побежал к паперти.

— Фью! — досадливо присвистнул Карагандян. — Кажется, и Стригун сгинул.

Маслов стиснул в руке револьвер и прыгнул через арык:

— Ну, этого я не упущу!

Обычно Стригун находил человека с поднятым воротником за углом церкви. Тот, почти прислонясь к стене, ждал появления связного. Сегодня порядок нарушился. Под окнами никого не оказалось. Стригун не столько удивился, сколько напугался — видно, Штефан изменил условия встречи. Теперь иной порядок, неизвестный Стригуну. Больше того, вместо прежнего связного должен придти другой, и тот и другой опознает его, изобличит. А это равносильно смертному приговору.

Первое, что пришло на ум Стригуну, — скрыться. Бежать, пока не поздно. Он знал, где-то рядом затаились милиционеры — два здоровых парня. Можно податься к ним. Под их защиту. Это, пожалуй, вернее, надежнее. На воле Штефан найдет, под землей найдет.

Стригун уже сделал шаг в сторону Ассакинской, когда на паперти увидел человека с поднятым воротником. Он делал едва заметные знаки рукой — звал, кажется.

Зачем? Почему не идет сам? В тень. Здесь удобно и надежно. Или заманивает. Какую-то долю секунды Стригун раздумывал. Взвешивал — что выгоднее? В сущности, он для того и пришел к Сергиевской церкви, чтобы встретиться с Полосатым. Порядок изменился, но, возможно, не по вине человека с поднятым воротником — обстоятельства диктуют. Надо идти на паперть. Будь что будет.

Почти бегом, чтобы не упустить Полосатого, он кинулся к паперти. Успел ухватить взглядом спину, когда она мелькнула среди старушечьих платков и скрылась в проеме двери. Полосатый вошел в церковь.

Снова Стригуна обнял страх — западня. Из церкви не уйти в случае чего, не вырваться. Он сам так поступал, когда надо было заманить жертву: пропускал в помещение, а сам оставался за дверью. Вбивал пробку, как любили говорить его дружки. Правда, здесь народ, священник. Только это не защита. Подрежут, ахнуть не успеешь. Жить захотелось Стригуну, жить, как никогда прежде. Но он уже шел, расталкивая бесцеремонно старух, шел внутрь. Здесь тоже толпились люди: кто покупал свечку на старый николаевский гривенник, кто крестился на богородицу, расписно изображенную в простенке. Давним повеяло от всего этого на Стригуна. За стенами шла новая, суровая, непонятная ему жизнь, с красными флагами, революционными песнями и митингами, а здесь она, вроде, застыла. Остановилась.

Полосатый разговаривал с псаломщиком, что-то спрашивал, потом прошел к алтарю, оглянулся, поискал глазами Стригуна.

Задохнувшийся от волнения, испуганный, тот подскочил неловко и приметно, прилип рядом. Тревожно глянул в глаза Полосатому — что скажет?

— За мной следят, — бросил поручик шепотком. — Придешь завтра, в это же время... Скажешь Штефану — есть адрес с золотом и оружием...

Стригун весь напрягся, вбирая слова чужие. Не дышал, кажется, только слушал.

— Нужны гранаты и пистолеты... Деньги завтра... Часть. Остальные позже... Еще скажешь...

Будто