Вид сосредоточенно пилившего ножовкой Пузырева что-то неприятно напоминал Эдику. Никак не вспомнить. Вдруг в голове всплыла и назойливо закрутилась глупая фраза: «…пилите, Шура, они золотые…» — и он вспомнил. Как же. Их ситуация напоминает кадры из фильма «Золотой теленок», где два жулика на пустынном пляже распиливали двухпудовые железные гири, думая, что гири золотые…да, внешнее сходство имеется…, но и только…Он пилит золото…вот оно сердце Эдика вдруг замерло. Брошенный вниз взгляд обнаружил у стенки саркофага горку серых опилок…почему серых?

— Черт! — сказал вдруг Пузырев, останавливаясь. — Это же свинец. Как понять? — Он растирал опилки в пальцах, недоуменно хмуря светлые брови.

— Мы что? Наш саркофаг пилим? Мы перепутали?

— Наш нераспакованный, — сказал Эдик, и сердце его ухнуло вниз. — В соседнем отсеке.

— Может, кто-нибудь распаковал? — без надежды спросил Пузырев. Кто мог? Ключи от хранилища только у него самого.

Все же решили посмотреть. Отперли тяжелую стальную дверь, вошли, включили освещение — и вот он: размером с большой стол, зашитый досками.

Пузырев не мог поверить, отодрал доски, распорол брезент — блеснуло золото саркофага. Он все равно не поверил, стал примериваться ножовкой, и только нервный смех Эдика его остановил.

— Что за подлость? — растерянно сказал Пузырев. — Где же золото?

— Француз спер, — сказал тупо Эдик. — Видишь, Иваныч, какие мы еще серые? И насколько еще не верим людям? До Европы нам еще расти и расти. Они уже давно сперли саркофаг. Расплавили и подделали. И возят по миру свинцовую чашку с позолотой. Они думали, мы — ослы. Они нас за дикарей держат.

— Да нет… — тяжело и угрюмо сказал Пузырев. — Думаю, дело в другом. Нас хотят подставить. — Пузырев принялся бледнеть. Сами продали, а свалят на нас. И МТС — их рук дело…

— Не может быть, — сердито сказал Эдик. — Какой им смысл? Они же бешеные бабки на нас зарабатывают. Нельзя до такой степени не верить людям. Француз просто посмотрел на мою тощую рожу и на ваше упитанное личико и все понял. Он нам верит. Поэтому украл гроб заранее, чтобы диктовать свои условия при дележке.

Пузырев задумался. Потом принялся багроветь.

— А ведь верно! Этот француз, как он в Дъеппе торговался! Рехнулся от жадности. Ты, Эдик, тоже хорош…жаден до безобразия, если честно, но французу ты и в подметки не годишься. Он украл этот гроб. Прикрылся нами. И еще условия диктовать?! — Пузырева переполнял гнев. Он хватанул из горлышка коньяка, бутылку которого взял в каземат для поддержки длительной, на всю ночь, своей трудоспособности, и решительно сказал:

— Поехали, разберемся. И морду набьем. Раз он украл, так и делиться не надо? Мы отвечаем, они с Лувром бабки ныкают? Крыса. Он мне давно не нравится. Пусть отстегивает наши три четверти.

— Поехали, — зло сказал Эдик. Он нам в душу плюнул.

Охранникам на входе, усиленным нарядом милиции по случаю прибытия саркофага, Пузырев приказал бдить, включил сигнализацию — и они направились к стоянке, где стоял Мерседес Пузырева. Дорогой Пузырев позвонил в гостиницу. Долго не мог дозвониться. Эдик вел машину — по случаю распиловки саркофага Пузырев отпустил своего шофера — и слушал чертыхания. Наконец, француз отозвался. Он не спал, но собирался, причем не один, как настоящий француз, поэтому энтузиазма по поводу срочной встрече не выразил. Но понимание проявил — раз надо, проблему решим, приезжайте.

В шикарном номере француза на диване сидела полуодетая блондинка. Ну и везет французам. Только из-за нее Пузырев и не заехал Дюбуа в ухо вместо приветствия, вместо этого пригласив француза поговорить в соседнюю комнату, вежливыми словами, но неприветливым тоном.

Эдик, глядя на блондинку, решил оправдать в глазах блондинки возможные несуразности, и сказал:

— Мы из мафии, мадемуазель. А вы откуда, нельзя узнать? Случайно не из бюро добрых услуг?

Блондинка хихикнула и попыталась покраснеть. Эдик поспешил за Пузыревым. Успел вовремя, французу уже некуда было отступать. Оттесненный в угол, он плюхнулся на диван, пытаясь схватить за руки Пузырева. К его счастью, Пузырев драться не умел. В школе комсомольского актива учили, видимо, врать, воровать, давать на лапу и делать вид. Пузырев умел все это делать на «отлично», а вот кулаками махал — на троечку, поэтому французская физия пока избежала сильных повреждений. Эта испуганная физия что-то лепетала, закрываясь руками, но когда пузыревская туша нависла над прижатым супостатом, собралась явно вульгарно заверещать…, но тут Эдик оттащил взбешенного начальника.

— Успокойтесь, Иван Иваныч. Дайте негодяю шанс оправдаться.

— Я же не думал, что вы будете ее пилить! — испуганно затараторил француз.

— А что ты думал? — рычал Пузырев, пытаясь вырваться. — Что русские — дикари, так? Ах ты, Европа! Молиться на твой ящик будем? Где золото? Подставить нас захотел?

— Нет, нет! — вскричал француз. — Лувр всегда вывозит копию саркофага! Я думал, вы знаете. Дело в том, что во время оккупации Франции немцы увезли саркофаг в Берлин, и там…

— Все ясно, — Пузырев махнул рукой. — Счастье твое, что его фашисты расплавили, а то бы…

— Нет, что вы! — удивился француз. — Они же считают себя культурной нацией. Просто саркофаг был поврежден во время бомбардировки Берлина, и с тех пор Лувр предпочитает возить копию.

— Хочешь сказать, — начал снова закипать Пузырев, — что мы оказались хуже фашистов?!

— Лучше, гораздо лучше! Поторопился заверить француз. — С вами можно иметь дело, не то что с этими фашистами! Ни я, ни директор Лувра не верили, что вы сходу приметесь пилить саркофаг! Я счастлив, господа! Директор Лувра, честно говоря, прислал саркофаг для того, чтобы вы примерились, так сказать…, прикинули свои возможности…неужели у вас уже изготовлена копия саркофага?!

— Нет, он нас точно за дикарей считает! — заревел Пузырев. — Пусти меня, Эдик! Значит, мы такие тупые, что паршивую копию сделать не можем?! Прикинули! Наша копия давно пылью заросла! Пусти меня, Эд! Он мне в душу плюнул.

— Это не я! — испугался француз. — Это директор Лувра! Это он сомневался, несмотря на все мои заверения. В другой раз мы привезем настоящий, заверяю! Господа, остальные сокровища, которые приедут на днях, настоящие. Нам будет, что делить. Половина стоимости золота — ваша.

— Чего? А накладные расходы? А дефицит времени? — Пузырев торговаться умел, и вскоре Эдику стало скучно. Он пошел присмотреть за блондинкой из бюро добрых услуг. Вдруг услуги окажутся не совсем добрыми?

Блондинка пила шампанское. Ее звали Иветта, и это имя Эдику как-то не приглянулось. Впрочем, имя — не главное. В последнее время Эдик рассматривал женщин с точки зрения мальчишек Коли и Вити — победит она их или нет? Кроме того, должна уметь готовить, высшее образование неплохо бы, педагогическое, стирать…

Выяснилось, что готовить не умеет, не любит и не хочет, и вообще привыкла к ресторанам. Минус, конечно, однако терпимый — если Иветта возьмет мальчишек в ресторан, они пойдут, куда денутся, жрать-то надо. Но вдвоем с Иветтой они бы справились с мелкими мерзавцами, которые настолько заполнили квартиру, что хоть не возвращайся. Пенсионерка Марья Антоновна явно не справлялалсь, просто сил не хватало на четверых.