— Поверю на слово.

Хаук обернулся, подзывая вернувшегося Бруни.

— Ступай к Гарди, пусть отсчитает… — Он помедлил, шевеля губами.

— Сто сорок один, — сказал чистильщик.

— Благодарю. Передай Гарди, чтобы отсчитал сто сорок один серебряный из моей казны. Принесешь.

— Еще мне понадобится телега и лошадь для раненого, — проговорил Колль. — Две с половиной лиги до деревни на руках мы его не донесем.

— А разве вы не можете сделать так же… Выйти из облака, как сейчас.

Колль скривился. Потянулся к нитям.

— Это запрещенное плетение, — сказал Эрик, разорвав его.

— До чего ж ты надоедливый, — пробормотал чистильщик.

— Мне платят за то, чтобы я охранял господина Хаука, — пожал плечами Эрик. — Я охраняю.

— Это облако — какая-то тайна? — спросил Хаук. — Я готов поклясться, что никому о нем не расскажу. Правда, не могу поручиться за слуг.

Колль помолчал, размышляя.

— Ни тебе, ни твоим слугам никто не поверит, — произнес он, наконец. — Скажут, в глазах помутилось со страху. Так мне нужна телега и лошадь.

— Хорошо, — кивнул Хаук, хотя и по лицу, и по голосу его было очевидно, что ничего хорошего он в этом не видит. — Когда рассветет, я велю людям освободить одну телегу. Надеюсь, что и лошади вернутся. Или придется посылать на поиски. Это самое малое, чем я могу вам отплатить. До тех пор будьте моими гостями. Сейчас распоряжусь.

Он огляделся, выискивая взглядом оруженосца, но тот был слишком далеко. Окликнул слугу.

— Передай Гарди, чтобы тоже перебирался ко мне в шатер, к Аделе и Фолки. И скажи там, чтобы приготовили постель для четверых и отнесли туда раненого.

Он снова обернулся к чистильщикам.

— Что с ним, к слову? И нужен ли ему особый уход?

— А вот об этом надо спросить у твоего человека… — начал было чистильщик, но тут к ним подскочил вернувшийся оруженосец с увесистым кошелем в руках.

— Прошу прощения, господа. — Он с поклоном протянул Хауку кошель. — Вот деньги.

Хаук кивнул, жестом отпуская его.

Парень отступил на пару шагов.

— Еще господин Гарди просил, чтобы вы, как освободитесь, прислали к нему господина Эрика. У него кончилась вода.

— Эрика? — переспросил чистильщик. — Сколько же одаренных у вас в отряде?

Эрик мысленно застонал.

— Двое, — с готовностью ответил оруженосец. — Госпожа Ингрид охраняет госпожу Аделу. И господин Эрик при господине Хауке.

— Эрик, — процедил Колль, точно пробуя имя на вкус. — Мне ты назвал другое имя. И твой господин спорить не стал. Так кто ты такой? И почему этот пустой тебя покрывает?

— К слову, — продолжал чистильщик. — Позовите сюда вторую. Не люблю, когда враг прячется у меня за спиной.

— Пока я тебе не враг, — сказала Ингрид, — выходя из тени шатра.

«Пока» прозвучало отчетливым предупреждением. Колль вскинул на нее взгляд, молча повел рукой, приглашая устраиваться у костра, и на лице его читалось, что он считает обоих редкими наглецами и размышляет над тем, как бы за эту наглость отплатить — только не уверен пока, станут ли люди пустого защищать одаренных.

Хаук тоже посмотрел на нее неодобрительно.

— Ты должна быть в другом месте.

— С ней Гарди и Фолки. Твой дядя велел присматривать за тобой.

— Я жду ответа, — напомнил о себе командир. — Кто ты такой. Кто вы такие?

Ингрид потянулась к нитям — чистильщик напрягся, но она лишь накрыла шестерых, сидевших у костра, плетением, делающим их разговор неслышимым для остальных. Уселась, скрестив ноги.

— Столичный университет. Продвинутый боевой курс, магистерская по боевым плетениям, «хорошо». Год в приграничье…

— Отряд? — вскинулся Хаук.

— «Степные волки».

Хаук хлопнул себя по лбу.

— А я-то гадаю… Только ты стриженая ходила. Такой одуванчик рыжий. У Ямы. Это река такая, — пояснил он чистильщикам. — Полгода там стояли, мы по одну сторону, те, из Тенелесья, по другую, и ни туда ни сюда. Так и разошлись.

Ингрид улыбнулась.

— Поспорили с одним, кто кого перепьет. Оба уже хороши были…

Эрик бы сказал, что не просто «хороши», а «никакие». Потому что пустые стригли косы гулящим девкам. Впрочем, Ингрид тогда могла этого не знать. Если оказалась в приграничье сразу после магистерской, а дар в ней проснулся раньше, чем у него.

— Хотел бы я на это посмотреть, — заметил он.

Представить Ингрид юной и наивной не получалось, хоть тресни.

Она улыбнулась, но развивать тему не стала.

— Что ж ты молчала, что ходила с «волками»? — не унимался Хаук.

— Ты не спрашивал.

— Довольно! — встрял Колль. — Воспоминаниям предадитесь потом. Дальше.

— Потом шесть лет болталась то там, то здесь…

Спроси кто Эрика, он бы подтвердил, что она не врет. Год в гвардии, трибунал — история была громкая, некрасивая, и вспоминать ее Ингрид не любила — откуда ее забрали чистильщики, с которыми она провела пять лет, исходив всю страну. Болтаясь то там, то здесь — точнее и не скажешь.

— А конкретнее? — не отставал чистильщик.

— Да как это обычно бывает: сперва на один конец страны занесет, вернуться не успеешь — что-то новое подвернется, не отказываться же.

— Купцы? — уточнил Хаук.

Ингрид кивнула.

— Там мы с ним, — она мотнула головой в сторону Эрика, — и сошлись. Потом три года в восточных землях с Колльбейном Дюжим, можете спросить в Белокамне, про тот поход до сих пор сплетни ходят. Озолотились все, кто вернулся… вернулись, правда, не все.

— Не похожи вы на тех, кто озолотился, — фыркнул Колль.

— Так заработать мало, надо удержать. — Она развела руками. — Словом, еще через два года стало ясно, что добропорядочных горожан из нас обоих не выйдет, в Белокамне больше делать нечего…

— Купцы перевелись?

— Нет, скучно стало. И платят здесь куда лучше, купцы скуповаты, как им и положено. Здесь нас господин Хаук и нанял. Меня — приглядывать за женой, его, — еще один кивок в сторону Эрика, — сражаться.

— А при юбке благородной сидеть не скучно?

— Я бы сказала, более чем нескучно, — усмехнулась Ингрид. — Но это наши, женские игры, вам не понять.

Хаук глянул на нее испытующе, но ничего не сказал. Колль тоже не торопился раскрывать рот. Повисло молчание. Чистильщик то ли искал противоречия в рассказе, то ли тянул время. Известно же, большинство людей не выносит, когда разговор останавливается. Начинают нервничать, нести чепуху, лишь бы избавиться от возникшей неловкости, и могут наговорить лишнего. Только не на тех напал. Ингрид могла молчать часами, Хаук, кажется, тоже из тех, кто предпочитал молча присматриваться к возможному противнику, а Эрик, хоть и считал себя болтуном, сейчас был слишком занят собственными мыслями.