Бруни осел, держась за рукоять, торчащую слева от грудины.

— Не дрогнула, значит, рука.

Целитель, тот, кто привык спасать жизни, в душе Эрика едва не крикнул: «Не трогай!» — но Эрик прикусил язык. Пока клинок закупоривает рану, парень будет жить. Может, дотянет до того времени, как к одаренным вернется способность плести. Может, удастся его вытащить…

Для чего? Для суда и казни?

Оруженосец криво улыбнулся, встретившись с ним взглядом.

— Жаль, что вы попались нам по дороге.

Рванул из груди нож, из раны плеснуло кровью. Парень сел на подломившиеся колени, завалился набок, дернулся пару раз, как бегущий во сне щенок, и затих.

Хаук присел рядом и покачал головой.

— До чего же на мать похож… Я — слепой дурак.

Закрыл глаза мертвому и, пошатываясь, побрел в шатер. Спотыкаясь, точно раненый.

Никто не решился пойти за ним. Ингрид подкралась сзади и положила руку на плечо. Эрик смотрел на Бруни, на кровь, залившую землю, и думал о том, что если бы пару дней назад задал ему вопрос правильно, то и Свея была бы жива, и этот дурак…

Замок стоял у излучины реки, и окружавший его ров фактически был частью стремительного речного потока. Слева, в десятке перестрелов высился лес, по правую руку, как и на том берегу реки — бескрайние поля. Единственная дорога на этом берегу вела к воротам, потом поворачивала и вилась вдоль реки — туда. где у самого горизонта виднелись беленые дома.

Хаук, прищурившись против солнца, оглядел величественные стены замка, одобрительно кивнул. Сжал руку жены.

— Вот мы и дома.

Адела, все еще бледная, но уже уверенно державшаяся в седле, улыбнулась.

— Я постараюсь, чтобы эти стены в самом деле стали нашим домом.

На стенах засуетились, в бойницах появились головы в шлемах. Вигге, повинуясь жесту Хаука, двинул коня на мост, к открытым воротам, требуя управляющего.

Эрик тоже оглядел стены.

— Никогда не жил в замке. Это будет интересно.

— Надеюсь, что нет, — буркнула себе под нос Ингрид.

— Ты права. Давай надеяться вместе. Как там когда-то говорил Альмод? «Живешь в доме какого-нибудь благородного, лечишь его матушке мигрени, а батюшке — подагру, самому варишь самогон, от которого не бывает похмелья, попутно»…

— Только попробуй, — сказала Ингрид.

Эрик расхохотался.

— И не думал.

«Попутно наставляешь рога и в ус не дуешь». В самом деле — и не думал.

Хаук снова огляделся.

— Я бы очень хотел надеяться, что все беды закончились. Только…

Эрик кивнул. Он тоже здорово сомневался, что их с Ингрид надежды на тихую жизнь сбудутся.

Конец