— Я попросила старуху принести мне альбом или тетрадь, но она ничего не поняла, — пробормотала Галисия. — Ты не могла бы…

— Покажите мне письма Иштара.

— Какие письма?

Малика вцепилась в спинку кровати, а хотелось схватить дворянку за плечи и хорошенько встряхнуть.

— Дайте мне письма.

Галисия пыталась затолкнуть рисунки в папку, но уголки заворачивались, и стопка листов в подрагивающей руке рассыпaлась веером.

— У меня их нет.

— Неужели оставили дома?

— Я сожгла их перед уходом в монастырь. — Наконец Галисия справилась с рисунками. Спрятав папку под перину, села на край кровати. — Зачем они тебе?

— О чём он вам писал?

— Это тебя не касается. — В голосе послышались надменные нотки: Галисии удалось совладать с растерянностью.

Малика подавила волну неприязни к девушке:

— Я ваш единственный друг, Галисия. Единственный и настоящий. Я не хочу, чтобы вы провели всю жизнь в закрытой комнате, рисуя картинки.

— У меня будет свой дворец.

— Кто вам сказал?

— Иштар. Он как-то написал, что дворец жены хазира пустовал десять лет, и сейчас там делают ремонт и обновляют обстановку. Я ещё подумала: наверное, готовится к свадьбе. Иначе, зачем мне это писать? А выходит, ремонт затеяли из-за меня.

— Кубарат находится в этом дворце, а вы будете где-то. Считаете, это нормально?

— Чего ты добиваешься?

Малика сложила руки перед грудью:

— Я хочу, чтобы вы поняли, что вас ожидает.

— Если бы тебя спросили: где ты хочешь жить — во дворце или в монастыре? Что бы ты выбрала?

— Так вот в чём дело.

— Я люблю его, Малика. И если любимый человек предлагает мне нечто лучшее, чем то, что приготовил для меня собственный отец, — я выберу лучшее.

— А если бы у Иштара была лачуга в пустыне, вы бы приехали?

— Ташран ради Ракшады основал целое государство и назвал его именем любимой.

— Он и об этом писал, — произнесла Малика еле слышно.

— Иштар из той же породы людей.

— Сомневаюсь.

— Ты его совсем не знаешь, милочка.

— Зато я знаю вас. — Малика облокотилась на спинку кровати. — Вы приехали к будущему супругу, а рисуете бывшего возлюбленного.

Галисия вытащила из-под перины папку, достала из неё листы и разложила их на атласном покрывале.

— Это он в саду Адэра, — промолвила она, придвинув к Малике один из рисунков. — Мы сидели с тобой на скамейке. Помнишь? Я решила, что Иштар не придёт, а он появился словно из воздуха. Это была наша последняя встреча в Грасс-дэ-море.

Придвинула следующий рисунок:

— А таким я увидела его впервые. Злой, надменный, как небо перед грозой. Помнишь, когда это случилось?

Малика кивнула:

— Конечно, помню. Я заболела, а вы пришли меня проведать.

— Посмотри. — Галисия положила два рисунка рядышком. — Один и тот же человек, но это разные люди.

— Мне сложно судить. Вы художница: вам виднее.

Галисия вновь заговорила, двигая листы:

— Здесь он думает, а здесь растерян, хотя пытается скрыть это. Тут смеётся.

Взглянув на рисунок, Малика невольно отклонилась назад; душа застонала от нахлынувших воспоминаний. Бело-жёлтые цветы маслины пахли мёдом. Издалека, со стороны моря, доносились голоса Адэра и Вилара, резвящихся в воде. Малика смотрела в неподдельно-счастливое лицо Иштара, слышала его смех и знала, что через несколько минут от веселья и следа не останется, ибо сейчас они поплывут наперегонки, и Иштар проиграет спор.

— Что-то не так? — спросила Галисия.

— Вы не видели, как он смеётся, — выдавила Малика.

— Не видела, но обязательно увижу. Три встречи со мной изменили Иштара, — сказала Галисия, похлопав ладонью по бумагам. Провела пальцами по листу, на котором был изображён Адэр. — А он остался прежним. Как будто меня никогда не было. Шесть лет…

Немного подумав, протянула рисунок Малике:

— Можешь забрать. Он твой.

Выпрямившись, Малика спрятала руки в широкие рукава. Спинка кровати, как прочная стена, отгородила её от прошлого.

— Он мне не нужен.

Улыбнувшись, Галисия вновь принялась собирать рисунки.

— В жизни нет случайностей. Ваш с Адэром танец на балу открыл мне глаза. Потом я встретилась с Иштаром. Случись это наоборот, любовь прошла бы мимо, — промолвила она на одном дыхании, и вдруг её плечи поникли, листы выскользнули из рук и усеяли пол. — Ты с ним виделась?

— Два раза. — Малика села рядом с Галисией, сжала ей пальцы. — Простите, но о вас мы не говорили.

Она качнула головой:

— На первом месте Всевышний, на втором Ракшада, на третьем, скорее всего, коронация. Потом паломничество по святым местам.

— И это вы знаете, — пробормотала Малика.

— Он писал мне. Он много чего писал. А теперь ни словечка. — Галисия тихонько вздохнула. — Мне бы его увидеть.

— Вам надо выучить шайдир.

— Зачем? Иштар отлично говорит на слоте.

— В Ракшаде говорят только на шайдире. И пишут на шайдире. Другие языки вне закона.

— Так вот почему он молчит.

Малика посмотрела на покрытую вязью ладонь, сжала кулак:

— Вы знаете, что ракшады берут в жёны только девственниц?

Глаза Галисии превратились в два голубых блюдца.

— Это неправда…

— Хазир не является исключением.

Руки Галисии мелко задрожали.

— Ты ведь мне поможешь?

Малика нахмурилась:

— Как?

— Принеси мне лезвие или ножнички для ногтей, но лучше лезвие: не так будет заметен порез на пальце. У меня есть пилочка, но она порвёт кожу. Не хочу, чтобы Иштар заподозрил.

Малика покинула спальню с тяжёлым сердцем. Всю ночь её мучили кошмары. Она кромсала ножом тело Галисии и размазывала кровь по стенам, а Галисия подбрасывала к потолку лунный камень, похожий на продолговатое яйцо, и хохотала.

***

Утром Малика засобиралась в храм. Кенеш помогла ей надеть чаруш и застегнуть на шее зажим, как вдруг раздался стук в двери.

Выглянув в коридор, старуха с кем-то пошушукалась и, повернувшись к Малике, промолвила неестественно-торжественным тоном:

— Эльямин! Мне приказали отвести тебя в Обитель Солнца.