Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассудок разрывался на три части. Одна часть твердила: «Не испытывай судьбу и думай только о себе». Вторая часть убеждала: «Сейчас Иштар выполнит любое твоё требование — после коронации ты будешь ему не нужна». Третья часть нашёптывала: «Надо понять этот мир и принять. И тогда он станет твоим».
Так и не осмелившись покинуть дворец, Малика шла в свои покои, где её дожидалась Кенеш. А Галисия даже не выходила из спальни. Знак шабиры на руке Малики дворянка восприняла как личное оскорбление, словно золотая вязь покрывала не опухшую ладонь, а корону, которую незаслуженно надели на плебейку. Галисия замкнулась, ниточка доверия между девушками оборвалась.
Малика в какой-то степени была рада игре в молчанку — на выяснение отношений у неё не оставалось сил — и ложилась спать в гостиной. Ей казалось, что она погружалась в сон без сновидений, но на рассвете Кенеш гладила её по голове и говорила: «Это всего лишь кошмары».
Посещать храм полагалось на пустой желудок, и Малика пропускала завтрак. Потом пропускала обед, а вечером заставляла себя поесть. Она не испытывала голод — его заменили другие чувства. Малику душила злость на собственную глупость: перед поездкой в Ракшаду она не расспросила Альхару о ритуалах. На плечи давил груз вины: она не поговорила с Иштаром о Галисии, когда такая возможность была. В душе разрасталась тревога о стражах: они не знают законов Ракшады.
К концу недели нервы сдали. С утра нещадно палило солнце, и паланкин напоминал парную. В неподвижном воздухе стоял ядрёный запах пряностей, от которого перехватывало дыхание. Носильщики шли не в ногу, и Малику кидало из стороны в сторону. Шум города, сотканный из тысяч мужских голосов, сводил с ума. Служитель, который прежде встречал шабиру возле храма, заставил себя ждать.
Малика находилась на взводе, но ещё владела собой. Поведение Хёска стало последней каплей терпения: после каждой неверно произнесённой фразы он выходил из комнаты, тем самым давая понять, что крайне недоволен шабирой.
Не сумев выговорить заковыристое слово, Малика стянула с головы чаруш и расхохоталась. Хёск налил ей воды — она выбила из его руки стакан.
— Что б тебя… Сумасшедшая, как дьявол на сковороде, — выплюнул жрец и принялся собирать осколки.
— Ты умеешь ругаться? — спросила Малика, давясь смехом.
— Бранное слово — это грех не против Бога, а против воспитанных людей. И между нами… в тебе воспитанности столько же, сколько и ума.
Конец фразы отрезвил Малику. Она переместилась с пяток на пол, вытерла лицо накидкой:
— О чём говорится в заклинании?
— Думаю, это кодовые слова, при помощи которых хазир приобретает магическую силу.
— Думаешь?
— Разве обычный человек способен построить на голом месте почти пять десятков городов? А Ташран — первый хазир — построил. Без магии не обошлось.
— Стало быть, ты не знаешь, как переводится заклинание.
Хёск положил осколки на уголок стола, слизнул кровь с пальца:
— Пять тысяч лет назад письменности не было, и текст нарисовали на глиняных табличках.
— Нарисовали?
— Да, как иллюстрации в книжке. Каждый рисунок означал фразу. — Хёск уселся на пол, привалился спиной к стене. — Когда изобрели письменность, этот язык уже исчез из обихода. Заклинание записали в виде транскрипции, а его смысл передавался от верховного жреца к приемнику.
— Пока кто-то не умер раньше срока, — промолвила Малика, обмахиваясь чаруш.
На губах Хёска появилось подобие улыбки.
— Так и произошло. В древнейшей истории Ракшады много чёрных дней. Этот день был самым чёрным. Полчища пожирателей трупов прошлись по Кеишрабу как ураган. В бою погибли хазир и воин-вестник. Верховного жреца нашли под обломками храма. Он умер, так и не придя в сознание, и смысл заклинания был утерян. — Хёск устремил на Малику въедливый взгляд. — Иштар торопит нас с коронацией. Будь добра, напряги память.
— Если я ошибусь, никто не заметит.
— Прояви уважение к нашей истории.
Малика встала. Походила из угла в угол, разминая ноги:
— Таблички с рисунками сохранились?
— После набега от них осталась груда черепков. Жрецы восстановили таблички по крупицам.
— Можно их увидеть?
Хёск указал на книгу, лежащую на столике:
— В ней есть эти рисунки.
— Я могу её взять?
— Бери.
— Во дворец.
Хёск покачал головой:
— Этой книге не место в Приюте Теней.
Малика хотела спросить: «А шабире, значит, место?», но посмотрев на свою ладонь, покрытую бронзовой с золотистым оттенком вязью, сжала кулак:
— Тебе известно, что со мной приехала будущая жена Иштара?
— Впервые слышу, — ответил Хёск, вдавив затылок в стену.
— Я тебя прощаю.
Немного помедлив, Хёск поднялся на ноги:
— За что, Эльямин?
— За ложь. Это последний раз, когда ты обманул меня безнаказанно.
Хёск слегка наклонился и, будто опасаясь, что его кто-то услышит, прошептал:
— Я забыл сказать тебе главное: твоя сила в молчании и повиновении.
— Ты не знаешь, в чём моя сила.
— Ты не блещешь интеллектом и поэтому не понимаешь очевидных истин. Откуда столько гонора?
— И это последний раз, когда ты меня оскорбил.
Черты лица Хёска исказились, желваки вздулись под кожей буграми.
— Не моя вина, что Всевышний обделил женщин умом.
— Мне встречались разные мужчины: добрые и злые, сильные и слабые. — Малика смерила жреца взглядом. — Глупца вижу впервые.
Он отшатнулся, будто получил хлёсткую пощёчину:
— Память у меня не столь короткая, как хотелось бы.
— А я уж подумала, что ты забыл, кто я.
Дорога во дворец показалась неимоверно длинной. Царапая ногтями подлокотники креслица, Малика корила себя за несдержанность и понимала, что поступила бы точно так же, поверни время вспять. У неё появился ещё один враг — намного могущественнее низложенного хазира. Может, даже могущественнее Иштара. Альхара говорил, что в Ракшаде на защиту шабиры встанут миллионы воинов. Если непременными условиями для сохранения её жизни являются молчание и покорность — такая защита ей не нужна.
На этот раз Малика не топталась за дверями веранды, борясь с желанием отправиться на поиски стражей. Влетев в гостиную, отослала Кенеш за ужином и впервые за время пребывания в Ракшаде нарушила закон: вошла в спальню, не приняв ванну.
Галисия, застигнутая врасплох, начала торопливо собирать с кровати рисунки. Малика успела увидеть изображение Адэра на фоне замка — стены оплетены диким виноградом, над массивными дверями герб Тезара. Это же замок Грёз…