Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она задавала вопросы! — сказала Малика. — И я хочу задавать тебе вопросы. А ты, вместо того, чтобы молча стоять на площадках, будешь отвечать мне.
— И о чём ты хочешь спросить?
— Ещё не знаю. Давай вместе придумаем.
Иштар закрыл книгу:
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому невозможно.
Злясь, что нельзя свои чувства передать взглядом — его скрывала чаруш, — Малика опустилась в кресло, навалилась грудью на стол и, дотянувшись до ладоней Иштара, крепко их сжала:
— Я учу не заклинание, а обычные фразы. В них нет магии, как утверждает Хёск. Если бы это была магия — все хазиры совершали бы удивительные по своей природе деяния. Но это ведь не так?
— Не так, — согласился Иштар, глядя на её руки.
— Почему бы нам не придать ритуалу эмоций? Люди, которых ты пригласил, не будут стоять как истуканы, не понимая, что я изрекаю. Они будут внимательно слушать мои вопросы, а потом с нетерпением ждать твои ответы и обдумывать их.
Иштар вытащил ладони из-под рук Малики:
— Менять что-либо я не могу.
— А кто может?
— Хёск. Он заведует ритуалами и церемониями, ибо они все связаны с Богом.
Малика коротко закивала:
— Хорошо. Завтра я поговорю с ним.
— Он здесь. В моём саду. Уверена, что хочешь вывести его из себя?
— Надеюсь, он нас поддержит.
Иштар поднял указательный палец:
— Не нас — тебя. Это твоя идея — не моя.
Малика пожала плечами:
— Ладно.
Они вышли из дворца и направились вглубь сада. Иштар смотрел вперёд и не произносил ни слова. Малика впервые радовалась, что её лицо закрыто накидкой. Можно наблюдать за мужчиной и не бояться, что он неверно истолкует взгляды. Крепко сжатые губы Иштара и сведённые на переносице брови свидетельствовали о скором протесте. Только непонятно, кому он будет адресован — шабире или верховному жрецу?
Хёск лежал на подушках в небесно-голубой беседке. На перилах сидели птицы с длинными разноцветными хвостами. Возле лестницы стояли керамические кувшины. Сладковатый аромат благовоний, смешиваясь с терпким запахом лазурных цветов, делал прокалённый на солнце воздух удивительно свежим.
Увидев хазира и шабиру, Хёск принял чинную позу. Выслушав Малику, коротко бросил:
— Нет!
— Почему «нет»? — спросила она.
— Ритуал прошёл испытание временем, а ты предлагаешь превратить его в руины и потоптаться на обломках.
— Неужели будет плохо, если люди поймут, о чём я говорю?
— Ты повторишь заклинание Ракшады, и ни слова больше. Тебе понятно?
— Дань истории.
— Дань истории, — подтвердил Хёск.
— Тогда я сниму чаруш.
— Ты в своём уме?
— Хёск! — прикрикнул Иштар.
— Прошу прощения, хазир. Вырвалось
— Я хочу отдать дань истории, — промолвила Малика. — Ракшада и Джурия на коронации были без чаруш. Почему третья шабира должна закрывать лицо?
— Потому что есть такой закон, — сказал Хёск непререкаемым тоном.
Малика тяжело вздохнула:
— Утром присылайте за мной паланкин. Я продолжу учить заклинание. — Спустившись с лестницы, оглянулась. — В вашей книге рисунки расположены не в том порядке. Если уж вы печётесь о своей истории, то хотя бы не искажайте её.
Направляясь во дворец, Малика сжимала кулаки. Иштар способен лишь на внутренний протест. В Ракшаде он такая же пешка, как и она.
***
Снег валил хлопьями, застилая толстым ковром поля и долины, одевая сосны и ели в пышные убранства невест. Сёла превращались в снежные царства, дома походили на пряничные теремки, покрытые белой глазурью. Стояла настораживающая тишина: не шумел ветер, молчала в хлевах скотина, собаки прятались в будках.
Поглядывая в темнеющее небо, селяне закрывали окна ставнями, заделывали зазоры и щели дверных проёмов, готовили топоры и лопаты на тот случай, если дом заметёт, и с опаской посматривали на крыши — выдержит ли хлипкая кровля тяжесть снега и приближающийся буран.
По дороге, ведущей в бывшую резервацию ветонов, проехали чёрные машины, выбрасывая из-под колес белые фонтаны. Мглистый горизонт поглотил рёв моторов, и ветонский лес вновь онемел. Тишину изредка нарушали слабые хлопки снежных шапок, соскользнувших с веток и макушек деревьев.
Машины миновали Ворота Славы, пересекли гранитную площадь, обнесённую парапетом со стороны обрыва, и остановились перед входом в грот. Из автомобилей вышли два десятка человек.
Эш и Кангушар — бывший и действующий командиры ветонских защитников — поприветствовали прибывших и безо всяких объяснений повели их по Звёздной дороге, пролегающей через каменный туннель. Вскоре в приёмную правителя ступила когорта людей, объединённая непониманием: зачем Адэр их вызвал.
Прислуга унесла шубы и пальто. Люди уселись на кресла и диваны. Растерянно осмотрев восьмиугольную комнату и пройдясь взглядами по окнам, затканным снежной пеленой, с немым вопросом уставились на Гюста.
Секретарь правителя взял лист и с важным видом встал из-за стола:
— Крикс Силар.
Бывший командир стражей поднялся с кресла:
— Я.
Гюст кивнул:
— Отвечать можно сидя. Йола.
Старейшина морского народа потряс рукой:
— Здесь.
— Валиан, — промолвил Гюст.
— Здесь, — откликнулся старейшина климов.
— Кебади.
— Это я, — произнёс летописец.
Гюст продолжил зачитывать список, и люди, отзываясь на своё имя, догадались, что правитель собрал представителей всех национальностей, проживающих в Грасс-дэ-море.
Приглашённые пользовались авторитетом в своих кругах: среди них были старосты селений, старейшины общин, владельцы предприятий, был даже преподаватель единственного государственного университета. Лишь опальный советник Крикс Силар и летописец Кебади не вписывались в их компанию.
Закончив со списком, Гюст скрылся в кабинете и, вернувшись через минуту, распахнул двери:
— Правитель ждёт вас.
Адэр сидел во главе длинного стола и явно был не в духе. Не соизволив подняться навстречу гостям, ответил на приветствия короткими кивками и забарабанил пальцами по стопке документов. Переглянувшись, люди заняли места за столом и с понурым видом принялись осматривать довольно скромную обстановку комнаты. Их вытащили из дома в непогоду и оказали столь нерадушный приём, а значит, встреча с правителем ничего хорошего не сулила.