— Ты хочешь сказать, что шабиру выбрал Всевышний?

— На висок смотри! — произнёс Иштар резко.

— Звезда, и под чаруш её не видно, — промолвил Хёск. — Шабира! Отныне тебя зовут Эльямин.

Горя желанием побыстрее закрыть лицо, Малика дрожащими руками теребила накидку, но никак не могла найти её краешек.

— Иштар Гарпи! — прозвучал голос Шедара. — Ты — кровь моего отца. У тебя такой же искромётный ум. Меня же он научил никому не доверять. Твоя шабира отказалась от ритуала чести. Отказалась принимать истинную веру. И раз уж она стоит перед нами с неприкрытым лицом, я требую позвать Зрячих. Я хочу, чтобы они подтвердили её честность и непорочность.

Иштар сузил глаза:

— И это будет твоё последнее требование.

Двое служителей скрылись за потайной дверью. Хёск жестом попросил остальных пройти в центр зала.

— Ты сказал, что всё позади, — прошептала Малика, еле поспевая за Иштаром.

— Я так думал.

— Кто такие Зрячие?

— Это Зрячие. Один видит прошлое, второй будущее, третий настоящее, четвёртый сокровенное. Если ты от меня что-то скрываешь — самое время открыться.

Малика прижала ладонь к груди. Под кулоном в виде головы тигра лихорадочно забилось сердце. Безумные ритуалы, опьяняющие рассудок благовония, какие-то Зрячие — всё это походило на хорошо продуманный спектакль. Даже конфликт братьев казался наигранным. Вдобавок ко всему настораживали переглядывания Иштара с Хёском.

— Почему Шедар здесь? — поинтересовалась Малика.

— Я доверил ему подготовку моей коронации.

— Он делает всё, чтобы коронация не состоялась.

— Он кровь моего отца. Не смей думать о нём плохо. — Иштар покосился на Малику. — Откроешь мне свои тайны?

— Только после тебя, — ответила она. — Где мои люди?

— Они под присмотром.

— Я хочу их сегодня увидеть.

— Хорошо. Я прикажу их оскопить.

— Иштар!

— Что «Иштар»? — прошипел он. — Сейчас решается моя судьба, а ты пристаёшь с глупыми просьбами.

Хёск взял приставленную к треноге лопаточку и начал помешивать в казане маслянистую жидкость. Лопаточка, как маленькое весло, скользила вдоль бронзовых стенок, образовывая в центре водоворот, над которым перекинулись две еле заметные радуги. «Две дороги в мир Богов…» Кто это сказал? Адэр… Он приехал к ней в замок и повёз её к морю. Помнится, моросил дождик. К тому времени, когда они вышли из машины, дождь прекратился, из-за туч выглянуло солнце. Адэр перенёс её на камень и указал на горизонт…

Сжав кулаки, Малика вонзила ногти в ладони, силясь вынырнуть из воспоминаний, но они подобно разноцветным лоскуткам закружились в хороводе, погружая разум в прошлое…

— Вот и они, — промолвил Хёск и приставил лопаточку к треноге.

Вздрогнув, Малика обернулась. Из потайной двери появились четыре мальчика-поводыря. Не дети — ангелы: белокурые, светлокожие, с голубыми хрустально-чистыми глазами. Опираясь на худенькие плечи, за мальчиками следовали старцы, облачённые в балахоны из домотканой ткани. На грудь спадали седые космы. Затянутые мутными бельмами глаза производили жуткое впечатление.

— Отойдите на десять шагов, — промолвил рослый старец и, когда мужчины подчинились, приказал: — Отвернитесь.

— Накинь чаруш на плечи, положи зажим на пол, — велел Малике старик с уродливым рубцом на подбородке.

Малика сжалась в комок. Слепые обладают даром, с каким она ещё не сталкивалась. Они видят глазами детей, иначе как объяснить происходящее? А если они видят не только окружающий мир, но и мысли… Воображение молниеносно нарисовало жуткие картины: как роются в её желаниях, как потешаются над чувствами, как поносят имена родных людей.

Один слепой подвёл мальчика к Малике и встал к ней лицом. Второй, не снимая руки с плеча ребёнка, занял место за её спиной. Третий и четвёртый расположились с поводырями справа и слева от Малики.

Не в силах отвести взгляд от бездонных детских глаз, она мысленно проговорила: «Я Эльямин. Я родилась сегодня. У меня нет прошлого и сокровенного. Я Эльямин…»

Голову пронзила боль, словно в мозг вогнали крючья и теперь тянут их в разные стороны. Хватая воздух ртом, Малика продолжала твердить: «Я Эльямин…» И понимала: ещё немного, и рассудок погаснет. «Вдыхай боль. Пей как самый вкусный напиток». Чей это голос? «Я на вершине горы, залитой солнцем. Моё тело осталось в тёмной долине…» Малика посмотрела вниз. Это её комната… Иштар… Сидит в кресле возле зашторенного окна.

Малика запрокинула голову. Она под куполом. Трепещет крыльями и бьётся в стекло. Всё позади…

Сквозь пелену Малика рассмотрела терновый ошейник. Прижимая пальцы к вискам, окинула храм взглядом. Жрецы тихо беседовали в сторонке. Шедар куда-то подевался.

— Где Зрячие?

— Ушли, — ответил Иштар и вложил Малике в руку зажим. — Можешь надеть чаруш.

— Что они сказали?

— Они не увидели твоё прошлое и сокровенное. Сказали, что ты чиста как младенец.

Малика торопливо закрыла лицо накидкой:

— А настоящее?

— Они увидели меня.

— Будущее?

— Всё хорошо, — уклончиво ответил Иштар и помог Малике защёлкнуть замок на зажиме. — Хёск! Пора заканчивать.

— Я думал, завтра, — отозвался верховный жрец.

— Сейчас!

Хёск приблизился:

— Она не выдержит.

— Сделай так, чтобы выдержала.

— Не понимаю, к чему такая спешка? — нахмурился Хёск.

Иштар передёрнул плечами:

— Я не знаю, что ещё взбредёт Шедару в голову. Давай закончим с этим и будем спокойно готовиться к коронации.

— Что вы хотите делать? — спросила Малика.

— Мы очистим тебе левую руку, — ответил Иштар.

— Как?

— Нанесём знак шабиры.

— Татуировку?

— Это нечто иное. Идём.

Иштар провёл Малику в знакомую комнату. Под потолком горела яркая лампа. За окном покачивались ветки дерева. В посеревшем воздухе цветы казались тёмно-синими.

Служители притащили низенький столик с наклонной столешницей и табурет. Разложили на табурете бинты, установили непрозрачные баночки и глиняные черепки. Сидя на кушетке, Малика наблюдала за приготовлениями. Ей самой не терпелось быстрее прекратить пытки над её рассудком, но бинты… Теперь её ждёт пытка над телом. Желудок сжался, горлу вновь подкатила тошнота.

Хёск принёс небольшой серебряный ящик. Примостив его на кушетке, забрал у служителя кружку и протянул Малике:

— Выпей. Для притупления боли.