Потом они лежали рядом и передавали друг другу сигарету. Солнце, словно ухмыляясь, заглядывало внутрь сквозь жалюзи и раскрашивало полосами их обнаженные тела.

Анетт провела пальцем по его ребрам:

– Ты похудел.

– Не бери в голову, мне нормально живется.

– Ты худой и грязный, да и спишь слишком мало. Ты убиваешь себя.

Она встала и начала одеваться. Лелле смотрел на покрытую веснушками кожу над ее грудью и подумал, что хочет снова прижаться к ее телу. Бедра горели от царапин. Что означает их близость? Может, она решила вернуться домой и собралась рассказать об этом Томасу? Или случившееся следует держать в тайне? Ему хотелось, чтобы она осталась, но в то же время он знал, что они не смогут быть вместе. Внезапно он почувствовал страшную усталость и подумал, что сейчас заснет голый на полу.

Анетт вышла, и вскоре он услышал, как она разбивает яйца на кухне; запыхтел перколятор, зажурчало радио. Потом до него долетел запах кофе, и Анетт позвала его есть.

Когда Лелле появился на кухне, она подняла жалюзи, и кухня утонула в лучах яркого света. На какое-то мгновение ему показалось, что все стало как прежде. Лина нежится в кровати на втором этаже, Анетт сейчас пойдет, встанет на лестнице и позовет ее. Солнце словно подтверждало, что ни о каких бедах и речи не идет.

Но когда Анетт наливала кофе, он увидел морщинки, нарисованные скорбью у ее рта. Она села напротив него, на то самое место, где и сидела обычно. Только теперь она явно чувствовала себя неуютно. На столе между ними дымился омлет. Лелле тошнило от голода, когда он воткнул в него вилку.

– Не сердись, но я имела в виду именно то, что сказала: я уверена, что Лины больше нет.

– Это не играет никакой роли. Я все равно не сдамся, пока не найду ее.

* * *

Дома у Карла-Юхана все было отделано деревом и доминировали теплые тона. Уже на пороге Мею встретил пряный запах копченого мяса и сушеных трав. С ней поздоровалась женщина в переднике. Более смуглая и худая, чем Карл-Юхан, она имела те же мелкие черты лица. Улыбнулась, не показывая зубы, и обветренными руками затеребила лежавшую на плече серебристую косу.

– Ты, должно быть, Мея? Очень приятно познакомиться. Меня зовут Анита.

Она провела их на кухню, где сидел мужчина и чистил какое-то оружие, разобрав на детали. Его глаза напоминали узкие щелки, когда он поднял их на Мею. Окинул ее взглядом сверху донизу, словно снимал мерку, и Мея почувствовала, как у нее сначала защипало кожу, а потом все тело вспыхнуло огнем.

– И кто это у нас тут? – спросил он и показал на нее грязной тряпкой, которую держал в руке.

– Это Мея, – ответил Карл-Юхан, – моя девушка.

– Мея… Значит, я много слышал о тебе.

Биргер поднялся и раздвинул губы так, что Мея смогла увидеть черные бреши между его зубами. Он выглядел старым, даже, пожалуй, чересчур, чтобы иметь сына такого возраста, как Карл-Юхан, но еще достаточно крепким и сильным, в чем Мея убедилась, когда он пожал ей руку.

Ее угостили холодным молоком и ржаными булочками. Домашним черничным вареньем, окрашивавшим губы чуть ли не в черный цвет. Биргер рассказал об усадьбе и землях вокруг. Вековой лес и болото, пара озер. Хватает ягод, грибов и рыбы. По его словам, они смогли бы накормить целую деревню, и «с этой стороны все только улучшается». Анита стоя чистила корнеплоды с таким усердием, что ее худые плечи тряслись. Она особо не участвовала в разговоре. Да и Карл-Юхан тоже. Он просто сидел с блестящими глазами, крепко обняв Мею одной рукой. Свет падал ему на шею, и в его лучах проявлялись прятавшиеся близко под кожей вены. Тонкие, синие. Мее казалось, что она видела, как они пульсируют.

– Карл-Юхан говорил, что ты приехала с юга, – сказал Биргер.

– Я родилась в Стокгольме, но мы жили везде понемногу.

– Мне тоже пришлось часто переезжать в молодости. Мои родители не могли заботиться обо мне, и я кочевал из одной приемной семьи в другую. Так нигде и не пустил корни. Расти в подобных условиях непросто, зато закаляешься и душой и телом. Именно поэтому я хочу дать моим сыновьям то, чего никогда не имел сам. Надежную крышу над головой. Спокойное существование.

Мее нравился его голос. Как он вибрировал, заполняя все пространство кухни. Морщинки, из-за которых создавалось впечатление, что Биргер наслаждается разговором, да и, наверное, своей жизнью.

Он подвинул к ней тарелку с булочками:

– Не стесняйся, ешь больше.

На кухне пахло едой и чистящим средством. Все поверхности блестели. Мея не заметила ни одной пустой бутылки или пепельницы. Древние часы тикали в углу. Плита имела темные железные дверцы для дров, на половике перед ней животом вверх лежал кот и таращился на них. Вокруг царила непринужденная атмосфера. Мея почувствовала, как ее мышцы расслабились.

– Ты должен показать ей животных, – сказала Анита, когда они попили кофе. – У нас есть новорожденные телята и козлята.

Вечернее солнце пылало над хлевом и лугом, где пасся скот. Они взялись за руки и направились в ту сторону. Ладони у Карла-Юхана были шершавыми. Под жужжание комаров он вел ее по пахучему разнотравью и представлял животных, как будто те были людьми. Агда, Индра, Тиндра и Кнут. А это Алгот, но с ним надо держаться настороже. Мея гладила теплые бока, телята касались ее рук мягкими губами, когда она кормила их сеном. Смешные козлята выписывали круги на своих еще слабых ножках, и Карл-Юхан обнимал их, как если бы это были домашние любимцы вроде котов или собак.

– У вас здесь рай, – сказала Мея, когда они сидели, прислонившись спиной к стене хлева.

Было поздно, но до ночи еще далеко. Карл-Юхан вытаскивал соломинки из ее волос, и она вдруг подумала: а как это – проснуться рядом, да еще в таком красивом месте?

В тишине еле слышно заскрипела дверь, и скоро они увидели высокий силуэт, двигавшийся в сторону леса. Это был Ёран, старший из братьев. В руках спиннинг. Словно почувствовав их взгляды, он обернулся и приветственно поднял удочку над головой. Мея и Карл-Юхан помахали в ответ.

– Он не может спать при свете, поэтому ловит рыбу на завтрак для нас всех.

– Рыбу на завтрак?

– Это ужасно вкусно. – Карл-Юхан поднялся, отряхнул джинсы и подал ей руку. – Заночуй здесь, сама увидишь.

* * *

Лелле проснулся на диване в гостиной. Снаружи звенел смех соседских детей, и понадобилось время, чтобы вернуться в реальность. Тело болело, когда он поднялся и направился на кухню. И только увидев сковороду в раковине, он вспомнил, что к нему приходила Анетт. В ушах снова зазвучал ее голос: Лина мертва, – и он потряс головой, пытаясь избавиться от неприятного воспоминания. Анетт всегда отличалась излишней суеверностью.

Сполоснул лицо и рот холодной водой. Из окна виднелись пустые садовые качели, он слышал, как цепи звенели на ветру. Целую вечность назад там сидела Анетт и водила над выпирающим животом подвешенным на цепочке обручальным кольцом.