Майк приподнял один из чехлов концом авторучки, пытаясь разглядеть, что под ним скрывалось.

— Даже искусство подчиняется своей моде, мистер Чепмен. Вы видите здесь то, что еще столетие назад вызывало среди коллекционеров ажиотаж. Конечно, что-то по-прежнему востребовано, но…

— Экспонаты египетской коллекции здесь есть, мистер Пост?

— Будет странно, если ничего не найдется. К следующему разу, когда вы снова сюда придете, мы устроим иллюминацию поярче. У нас есть несколько подобных помещений, не первой важности, до ремонта которых просто руки не доходят.

Мы обошли весь подвал музея, заглядывая в каждое хранилище. Эрик Пост был прав: сюда стоило бы прийти еще раз и в расширенном составе. Может, нам удастся убедить шефа полиции выделить курсантов Академии для проверки этого огромного пространства.

Мы оставили наших провожатых в вестибюле, где нас поджидали охранники, чтобы проводить к выходу. Музей закрывался в четверть шестого, а уже пробило семь.

А на Пятой авеню между тем вовсю кипела вечерняя жизнь. При свете месяца на ступенях прогуливалась троица рэперов, жонглер кидал шары, совмещая это с игрой на гармонике, паренек в очках читал вслух «Улисса», а его приятель аккомпанировал ему на гитаре.

Мы вышли у дальней южной стороны улицы и спустились на три лестничных пролета.

— Как думаешь, убийство произошло в самом музее? — спросила я.

— Пускай над этим думает доктор К. Я же с уверенностью могу сказать одно — в таких необъятных подвалах тело можно было так спрятать, что прошел бы не один месяц, и никто бы на нее так и не наткнулся, разве что по чистой случайности. Да этот гроб можно было передвигать хоть сотню раз, и никто ничего не заподозрил бы. Я понятия не имел, какое огромное это хранилище. Вроде айсберга, скрывающегося под выставочными залами.

— Тут миллионы вещей, которым никогда не видать света белого, — сказала я, вынув из сумки сотовый телефон, набрала номер отеля Нины и оставила голосовое сообщение о том, где мы встречаемся за обедом.

Мы с Майком первыми прибыли в ресторан на углу Второй авеню и 64-й улицы.

— Buona sera,[28]синьорина Купер, — приветствовал меня хозяин. — Сегодня вас будет четверо?

— Да, Джулиано. Ты нам не одолжишь на пару минут свой кабинет?

Владелец ресторана засмеялся и подозвал помощника, чтобы тот открыл дверь, расположенную рядом с лестницей. Очутившись внутри, мы сразу включили телевизор и настроили его на канал с ведущим Алексом Требеком. Каждый из нас хотел выиграть «Последний шанс», иначе говоря, ответить на финальный вопрос ежедневной викторины. За десять лет совместной работы Майк везде, где бы мы ни находились — будь то место свершения преступления или полицейский участок, наловчился добираться до телевизора прежде, чем звучал последний вопрос, успевая заключить пари со мной или с Мерсером, поскольку эта игра была нашей общей страстью.

— Сегодня нашей главной темой, леди и джентльмены, будет кино, — объявил Требек.

— Ставлю двадцать долларов, — первой высказалась я.

— А я обед, Куп. На четверых.

— Идет.

— «Последний шанс» выпадет тому, кто ответит, «в каком фильме, снятом на языке эсперанто, сыграл Уильям Шатнер».[29]

Пока двое из троицы участников викторины замерли, уставившись на экран, в студии играла тошнотворно бодрая музыка. Лишь один из игроков рискнул назвать фильм, но ошибся, и я созналась Чепмену, что вариантов у меня нет. Он же, прежде чем Требек огласил правильный ответ, посмотрел на меня с победным видом.

— И бутылку хорошего вина к обеду. Согласна?

— Все, что захочешь, — улыбнулась я.

— Тебе ничего не говорит название «Инкуб»? Шестьдесят пятый год. О человеке, душой которого овладел демон. Единственный фильм Шатнера, где он сыграл еще хуже, чем в «Дурной мамаше», — сказал Майк, выключая телевизор и направляясь к выходу, — кстати, именно в нем в одной из сцен можно увидеть, как он оголяется. Но пора бы и подкрепиться.

— Это ты так стараешься пробудить во мне аппетит, да?

Бармен Фентон приготовил нам напитки и выставил их на стойку. Мерсер с Ниной уже ждали нас.

Майк обнялся с Ниной, с которой они не виделись несколько месяцев. До нашего появления Мерсер развлекал мою подругу рассказами о Вики, ждавшей появления первенца. Майк называл его не иначе как «наш малыш». Мерсер первым из нашей команды завел семью, и мы с Майком принимали близко к сердцу грядущее событие.

— Ну будем здоровы! — Мы подняли бокалы и чокнулись. Затем Майк сделал заказ официанту и стал расспрашивать Мерсера, что тому удалось узнать о Катрине Грутен.

— Я не смог незаметно стащить дело, поэтому сделал только заметки. Светиться не хотелось, а у ксерокса постоянно кто-то торчал.

— Кто вел дело? — поинтересовалась я.

— Кэти Дотри.

— Тогда понятно, почему я об этом ничего не знаю.

Я была недовольна своей сотрудницей и надеялась, что Дотри почувствует это и перейдет в какой-нибудь другой отдел, но напрасно. Она относилась к работе формально и просто не способна была выкладываться до конца, особенно при расследовании сложных дел. Любыми способами она увиливала от контроля с моей стороны, впрочем, и Сару Бреннер она тоже побаивалась, поскольку из-за нас ей приходилось основательно побегать.

— Это произошло почти год назад, практически в такое же самое время. Вечером одиннадцатого июля, в понедельник Катрина Грутен, двадцать девять лет. Работала в Клойстерс, — приступил Мерсер к изложению фактов. — В протоколе «61» указано, что из музея она вышла незадолго до восьми, села на велосипед и покатила домой. Катрина снимала небольшую квартирку на Дикман-стрит. Преступник, по словам потерпевшей, преградил ей путь, оттащил от дорожки к зарослям и изнасиловал, угрожая пистолетом.

— Она его описала?

— Черный мужчина. Высокий, худой.

— И все?

— Его лицо было скрыто лыжной маской. Только шея и руки выдавали цвет кожи. Она потому и не захотела заводить судебное дело, что не разглядела его лица. Только прошла медицинское освидетельствование в больнице. Кэти ее там и допросила. Грутен наотрез отказалась приходить в отделение, чтобы просмотреть картотеку, потому что не могла дать описания его внешности…

— Но как же ДНК? Забыл о «природном» удостоверении личности? — Мне хотелось бы знать, почему я осталась в стороне от этого дела. Наверное, я смогла бы убедить Катрину завести дело.

— У насильника не было эякуляции. Семени не осталось. Значит, и ДНК нет.

— Но ведь что-то подобное в этом парке уже случалось? — попытался припомнить Майк.