— Произошла парочка ограблений с участием парня в лыжной маске, — подтвердил Мерсер. — Но не было ни задержанных, ни подозреваемых.

— А свидетели? Из посетителей или сотрудников музея там поблизости случайно не оказалось?

— По понедельникам Клойстерс закрыт. В тот день в музее работало всего несколько человек. И Катрина утверждала, что она едва ли не последней покинула здание.

— В деле нет пометок, что Кэти доложила мне о результатах расследования прежде, чем его закрыть?

— Нет. Там только стоит пометка «Прекращение судебного преследования в ИС» и подпись главы отдела.

— В «исключительных случаях»? — удивилась я. — И Дотри не сочла нужным получить на это мою санкцию?

— Твоя лучшая подруга хочет думать, будто управляет всей нью-йоркской полицией, а не только моей жизнью, — обратился Чепмен к Нине, пытаясь вовлечь ее в нашу беседу. Он снова повернулся ко мне. — Если ты до сих пор не поняла, Куп, то объясняю, что практически любой из твоих подчиненных может закрыть дело без твоей санкции.

— Нерешительность же мисс Грутен, возможно, объясняется тем, что она родом из Южной Африки, — предположила я. — На ее родине чернокожих мужчин запросто сажают в тюрьму за преступления, которых они не совершали. Насмотревшись на это, она, видимо, решила, что начинать охоту на человека не стоит, раз она даже не опознала насильника.

— Блестяще! — Майк откинулся на спинку стула. — А мы сердобольные, оказывается. Фамилия у нее голландская, и, похоже, она из буров. А знаешь, сколько африканцев они перебили? И представить невозможно. — Чепмен поднял пустой бокал, давая знак Фентону принести еще выпивки. — А между тем, когда один из этих парней оттянулся как следует на моей территории, Катрина решила ему все спустить. О Америка, ты, как всегда, прекрасна![30]И значит, никто в парке не заметил придурка, в середине июля бегающего в лыжной маске с торчащим из трусов членом.

— Она обращалась к кому-нибудь за помощью? — спросила я. Если известно, кому Катрина звонила из больницы, несложно выяснить, кому из друзей или знакомых она доверяет.

— Она никому не звонила, — покачал головой Мерсер. — Сказала Кэти, что в этой стране никого из родственников у нее нет. И не захотела, чтобы в музее узнали о происшествий. Еще Катрина сообщила, что к концу году она в любом случае собиралась вернуться в Кейптаун.

— Чем она занималась в музее? — спросил Чепмен.

— Изучала средневековое искусство. И знаешь, в свете того, что послужило ей последним пристанищем, в этом просматривается едва ли не предначертание. Она была специалистом по надгробной скульптуре.

— Эту историю пока никто не раструбил. Ты прямо неуязвима, Алекс.

На столе перед Батальей лежала солидная стопка свежих утренних газет, и еще до того, как я зашла к нему в кабинет в начале девятого, кто-то из отдела по связям с общественностью, вероятно, уже успел просмотреть их, отыскивая заметки о криминальных происшествиях.

Я их тоже просмотрела дома. На первой полосе «Таймс» опубликовали сообщение о неожиданной отставке Пьера Тибодо. В статье приводились осторожные высказывания попечителей музея, предположения искусствоведов, припоминавших какие-то подозрительные сделки, совершенные за время его правления. Столь поспешный шаг у всех вызвал удивление, кто-то даже предположил, что уход Тибодо — следствие скандала в верхах, в котором всплыли не то какие-то финансовые нарушения, не то какой-то шедевр сомнительного происхождения.

И ни слова о мертвой женщине, найденной в древнем саркофаге. Лишь сам Тибодо вскользь упомянул о ведущемся в стенах музея расследовании. Было обещано, что сразу после того, как Тибодо обсудит свое решение на закрытом совещании с членами правления, состоится пресс-конференция.

— Майк Даймонд вчера звонил мне домой поздно вечером, — сообщила я своему боссу. — Сказал, что в газете не хотят принимать этот материал, раз никто из музейных сотрудников не готов подтвердить на опознании личность жертвы. Вдруг у девушки есть родственники? Они не хотят, чтобы семья узнала о гибели несчастной из газеты.

— С каких это пор они стали столь деликатными? — скривил губы Баталья. — На самом-то деле, как признался мне один тип из пишущей братии, проблема в том, что Катрина Грутен не была «лицом первостепенной важности». Более чем жалкое оправдание шкалы их ценностей.

— Пол, я говорила с Джейком об утечке информации, — вернулась я к больной теме.

Джейк перезвонил почти сразу, но меня уже не было в офисе. Потом он пытался связаться со мной по сотовому, но мой номер не отвечал — Анна Фридрих оказалась совершенно права — я была тогда в подвале. В конце концов Джейк зашел ко мне после работы, я к тому времени тоже вернулась домой после ужина.

— Джейк к этому не причастен. Он не станет мне лгать.

— Но мы все равно с этим делом в заднице, — вздохнул Баталья. — Надеюсь, больше такое не повторится.

— Ваш коллега из Нью-Джерси еще не давал о себе знать? — спросила я, стараясь переключить разговор на другую тему.

— Прислал обычный запрос. Не думаю, что он станет ломать копья, уточняя вопрос юрисдикции по данному делу, если только не будет уверен, что его можно решить малой кровью. Или что оно уже почти разрешилось вашими, мадам, стараниями.

— Так, значит, я могу дальше вести дело, раз пресса им не заинтересовалась? — оживилась я.

— Ты можешь его вести дальше хотя бы потому, что Катрина Грутен была жертвой изнасилования. — Вероятно, это и будет официальным ответом моего босса Пэту Маккинни. — По-твоему, можно к ее смерти привязать и то прошлогоднее нападение?

— Вряд ли, но мы проработаем и такую версию. Катрина прошла освидетельствование в Пресвитерианской больнице. Какие-то вещественные доказательства наверняка были, но на экспертизу их так и не отправили, потому что она отказалась содействовать расследованию.

— А что, судебные медики не взяли пробу ДНК для составления генетического портрета преступника и занесения его в базу данных? — удивился Баталья.

Стремительные темпы развития генетики, в частности в области исследований ДНК, привели к тому, что теперь найденные на месте преступления образцы крови, слюны и спермы обрабатывались в нашей лаборатории и заносились в банк данных. Нераскрытые дела, в которых прежде не просматривалось ничего общего, теперь группировались благодаря сопоставлению вещественных данных, добытых с разных мест преступления и обработанных бесстрастным компьютером. В некоторых случаях мы выходили на след преступников, отбывших срок наказания, у которых перед освобождением брались анализы. И по результатам серологической экспертизы они снова возвращались в тюрьму за преступления, что раньше так бы и остались нераскрытыми.