— Они сами попадают, — сказала Филимонова, забираясь в машину. — Держатся на честном слове.

— Как хозяева, — обронил Неделин и, не дожидаясь ответа, зашагал по улице.

«Грубиян», — подумала она, но не сердито, а с удовольствием. Ей нравились мужчины такого типа. Гадая, положит ли ее Неделин ночью рядом, она подогнала «ауди» вплотную к нужному дому. За соседним забором зашлась в истерике собачонка. Оттуда выглянула старуха, похожая на мумию, и уставилась на приезжих. Не обращая на нее внимания, Неделин зашел в калитку, повозился там и распахнул ворота.

— Заезжай, — скомандовал он.

— Я впишусь? — усомнилась Филимонова.

Двор был маленький, заваленный всяким хламом, с кучами хвороста, растрескавшимися досками, ржавым железом.

— Если нет, то лучше не садись за руль, — сказал Неделин. — Или тебе права тоже подарили? Вместе с машиной?

Нахмурившись, Филимонова скрылась в салоне и дала задний ход. «Ауди», чудом не оцарапав борта, заползла во двор. Она гордо посмотрела на Неделина. Он стоял к ней спиной, стягивая створки ворот.

— Я привезла еды на троих, — сказала Филимонова, выбравшись из машины.

— Нас будет двое, — ответил Неделин, не оборачиваясь. — Антон пока не объявился. Осторожничает.

— И правильно делает. А хозяин где?

— Помер. Мне ключи соседка дала. За такие деньги в городе даже не перекусишь толком.

— Дал бы больше, — сказала Филимонова.

— Зачем? — Неделин пожал плечами. — Она не просила.

«Не только грубый, но и черствый», — подумала она и не огорчилась. Сегодня, когда в крови бродило так много адреналина, ей хотелось от него не нежности, а совсем другого.

Взглянув на горизонт, Филимонова увидела, что солнце уже сползает к зубчатой полосе леса. Осталось поужинать и…

— Ну что, — сказала она, — бери вещи и веди в дом.

— Не заблудишься, — буркнул он. — Проходи первая. Я воды принесу. Располагайся там. Багажник открытым оставь.

Прихватив гремящие оцинкованные ведра, Неделин покинул двор. Оставшись одна, Филимонова сладко потянулась и, не опуская рук, заброшенных за голову, улыбнулась. Ее глаза были мечтательно прикрыты.

Ужинали при свечах, насыщаясь обильно и жадно, не слишком стремясь поразить друг друга хорошими манерами. Оба были в майках: Неделин в черной, Филимонова в белой. Она знала, что у нее красивая грудь, и не стеснялась выпячивать ее. На столе, помимо разнообразной снеди, стояла опустошенная до половины бутылка темного рома с пиратом на наклейке. Бутылка была семисотграммовая, внушительная.

— Вкусно, — одобрил Неделин, приканчивая ломоть пиццы.

— Завтра я супчик сварю, картошечки нажарю, — пообещала Филимонова.

— Вот такую? — он показал пальцами что-то вроде грецкого ореха.

— Почему такую? — удивилась она.

— Картошечка, наверное, очень маленькая. А супчик варят в детской кастрюльке, да?

Неделин откровенно издевался, насмешливо поглядывая на Филимонову. «Ничего, посмотрим, как ты ночью веселиться будешь, — мстительно подумала она. — Уж я тебя сегодня помучаю».

— Наливай, — предложила она, показав подбородком на бутылку.

— Ты алкоголь как переносишь? — спросил он, не торопясь выполнить просьбу.

— Я мент, — напомнила Филимонова. — Могу сама пол-литра уговорить, заснуть к рассвету, а утром как огурчик. Есть один секрет.

— Поделишься?

Неделин придвинул граненые стаканчики, остро пахнущие ямайским ромом.

— Я всегда окно открытым оставляю, — сказала Филимонова. — Свежий воздух быстро отрезвляет, особенно если холодно.

— Ну, это любому известно, — фыркнул Неделин, протягивая ей стакан. — Кстати, о свежем воздухе. Не возражаешь, если я закурю?

— Возражаю, — отрезала Филимонова с неожиданной резкостью. — Вся одежда табачищем провоняет. Дыми на крыльце, договорились?

— Заметано.

Норовисто прикусив сигаретный фильтр, он вышел из дома. Небо еще сохраняло остатки закатного румянца на востоке, но дальше и вверху уже сверкали звезды. Луны не было. Деревья стояли черные, молчаливые. По всей деревне не нашлось ни лучика света. Электричества не было, а жечь керосин или свечи ради чтения старики не желали. Спали. Пока еще не вечным сном, но так же бездумно и бесчувственно.

«Почему мы так боимся смерти? — размышлял Неделин, пуская дым к звездам. — Ложимся спать и преспокойно проваливаемся в небытие. Все дело в том, что мы знаем, что утром опять проснемся, поэтому нам не страшно. Выходит, люди по-настоящему не верят в свое бессмертие и в загробную жизнь. Притворяются, успокаивают себя, а сами не верят. Иначе умирали бы так же легко, как засыпали. Даже с радостью. Оставляй все болячки и проблемы на земле, а сам возносись. Там тебе выдадут новое, здоровое тело и совершенно незапятнанную биографию. Живи и радуйся. Греши, наслаждайся жизнью, все равно потом будет новая. Так нет, не получается. Инстинктивно все понимают, что переродиться суждено далеко не каждому. Может быть, одному из тысячи, а то и из десяти тысяч, из ста, из миллиона. Страшно потому, что в конце каждый понимает, как глупо распорядился жизнью и душой. За это придется ответить, а этого никто не любит…»

Из задумчивого транса Неделина вывел пронзительный визг, прозвучавший за дверью и разбудивший вредную собачонку в доме напротив. Глаза Филимоновой, выскочившей на крыльцо, были круглыми и совершенно безумными…

— Там… там… — бормотала она, указывая на дверь дрожащим пальцем.

— Что? — спросил Неделин, наклоняясь за колуном, очень удачно пристроенным у стенки.

Перед его мысленным взором пронеслись мужские фигуры, забирающиеся в окна с оружием в руках. Подхватив топор, он оттеснил Филимонову таким образом, что она очутилась у него за спиной.

— Мышь, — выдохнула она. — Прямо возле меня шмыгнула. А остальные скребутся.

Неделин аккуратно поставил топор на место и внимательно посмотрел на спутницу:

— Мышь?

— Да, — подтвердила она, кивая.

— А ты раньше не слышала, как они скребутся?

— Нет, — сказала Филимонова. — Мы же разговаривали. А когда я осталась одна, стало тихо и…

— Рая, — вкрадчиво произнес Неделин, — если ты так боишься мышей, то, может, тебе постелить в саду? — Он посмотрел на двор, укрытый тенями черных деревьев. — Сон под открытым небом полезен. К тому же ты знаешь о пользе свежего воздуха после возлияний.

— Нет! — быстро сказала она. — Я одна боюсь.

Ей было весело играть эту роль. Мышей она действительно побаивалась, однако не настолько, чтобы убегать от них с криками. Но маленький спектакль позволял ей попроситься спать рядом с Неделиным. Разумеется, он не откажет гостье в этой маленькой любезности. Остальное дело техники. Тут прикоснуться, там прижаться. Случайно, конечно. Какой мужчина выдержит?