Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце второго раунда победу присудили Гриффу, несмотря на первоклассные атаки Большого Чета.
– Пока что неплохо идет, – заметил Тернер.
Элвуд наблюдал за поединком, презрительно сдвинув брови, и, взглянув на него, Тернер улыбнулся. Схватка оказалась такой же бесчестной и подлой, как соревнования по вытиранию тарелок, о которых он как-то поведал Тернеру, – еще один винтик в механизме, который душит темнокожих ребят. Тернеру нравилось наблюдать, как в приятеле постепенно просыпается циник, даже когда обнаружил, что его самого заворожило волшебство этой масштабной битвы. Он видел как Грифф, их враг и чемпион, причиняет страдание белому парню, и в эти минуты становится для него славным малым. Тернер ничего не мог с этим поделать. И теперь, когда надвигался третий, финальный раунд, ему хотелось удержать это чувство. Оно было подлинным – бурлило в умах и крови, – даже если потом окажется, что все это ложь. Тернер нисколько не сомневался в победе Гриффа, хотя знал, что ей не бывать. Тернер и сам был жертвой шулера, еще одним дурачком, но его это не волновало.
Большой Чет приблизился к Гриффу и серией коротких быстрых выпадов загнал его в угол. Грифф оказался в западне, и Тернер подумал: «Пора». Но черный парнишка тут же обездвижил соперника в клинче и устоял на ногах. Несколько ударов в корпус – и белый зашатался. До конца раунда оставались считаные секунды, но Грифф и не думал сбавлять обороты. Большой Чет вмазал ему по носу с глухим стуком, но Грифф отбил его руку. Всякий раз, когда, по мнению Тернера, выдавалась отличная возможность сыграть в поддавки, – рвение Большого Чета легко замаскировало бы нехватку актерских талантов у соперника, – Грифф и не думал ею воспользоваться.
Тернер толкнул Элвуда, на чьем лице проступил неподдельный ужас. Они оба видели: Грифф сдаваться не собирается. Он намерен идти до конца.
И плевать, что будет потом.
Когда колокольчик прозвенел в последний раз, двое никелевцев, окровавленных, липких от пота, стояли, тесно сплетясь телами и подпирая друг дружку, точно вигвам из человеческих тел. Рефери разнял их, и они, изнуренные, разошлись, спотыкаясь, по своим углам.
– Проклятье, – сказал Тернер.
– Может, не засчитают, – проговорил Элвуд.
И действительно: если судью тоже подкупили, то своим решением он может исправить ситуацию. Вот только реакция Спенсера мгновенно развеяла эту теорию. Старший надзиратель – единственный из всех, кто сидел на втором ряду, не вскочил на ноги, а его лицо исказила злобная, хмурая гримаса. Один из толстосумов, залившись краской, обернулся к нему и схватил за руку.
Грифф торопливо поднялся, неуклюже вышел в центр ринга и закричал. Его слова потонули в реве толпы. Черный Майк и Лонни схватили своего дружка, который, казалось, лишился рассудка. Он все рвался в дальний угол ринга.
Рефери потребовал тишины и огласил свой вердикт: победа в первых двух раундах присуждается Гриффу, а в последнем – Большому Чету. Черные мальчишки победили.
Вместо победных плясок на ринге, Грифф вырвался из хватки приятелей и кинулся туда, где сидел Спенсер. На этот раз Тернер расслышал его слова: «Я думал, сейчас только второй раунд! Только второй!» Он кричал и всю дорогу до Рузвельта, в толпе других черных никелевцев, чествующих громкими криками своего триумфатора. Они никогда прежде не видели, чтобы Грифф плакал, и решили, что это от радости победы.
От удара по голове можно заработать сотрясение мозга. А от удара такой силы можно помутиться рассудком и отупеть. Тернер и представить не мог, что из-за этого и впрямь можно забыть, сколько будет два плюс один. С другой стороны, Грифф умением считать никогда не славился.
В тот вечер на ринге он воплощал в своем черном теле их всех, как и позже, когда белые повели его на задворки, туда, где висели железные кольца. В тот вечер они явились за Гриффом, и назад он уже не вернулся. Поползли слухи, будто гордость не дала ему сыграть в поддавки. Что он отказался вставать на колени. Мальчишкам проще было верить, что Грифф сумел спастись, что он вырвался и сбежал на волю, и никто не спешил их разубеждать, хотя некоторым казалось странным, что в школе не стали включать сигнализацию и высылать ищеек. Когда пятьдесят лет спустя по распоряжению флоридских властей останки Гриффа были эксгумированы, криминалист заметил трещины на запястьях и предположил, что перед смертью мальчику сковали руки, и это не считая других изуверств, о которых свидетельствовали переломанные кости.
Сегодня в живых не осталось почти никого из тех, кто знал историю колец на деревьях. А вот само железо еще на месте. Оно проржавело. Впилось глубоко в древесину. И готово поведать правду всякому, кому она небезразлична.
Глава десятая
Хулиганы раскурочили оленьи головы. После праздников, когда мальчики убирали нарядные рождественские декорации, всегда что-нибудь портилось. Гнулись рога, повисала на лоскутке нога, почти оторванная в суставе. Но то, что произошло, могли устроить только злостные вандалы.
– Вы только гляньте, – сказала мисс Бейкер и прицокнула языком. Мисс Бейкер, слишком молодая для Никеля учительница, легко закипала от негодования. В стенах школы ее праведный гнев вызвало и плачевное состояние кабинета ИЗО, и хаос в рабочих материалах, и институциональный протест – иначе не назовешь – в адрес ее многочисленных реформ. Молодые учителя в этой школе редко задерживались. «Все-таки работа непростая».
Тернер достал из оленьей черепушки скомканную газету и развернул ее. Заголовок гласил, что первым дебатам Никсона и Кеннеди вынесен окончательный вердикт: «РАЗГРОМ».
– Эту уже не починишь, – заключил он.
Элвуд поднял руку:
– Мисс Бейкер, вы хотите, чтобы мы только новые головы приделали или починили все целиком?
– Думаю, туловища мы можем сохранить, – сказала она. Потом сдвинула брови и собрала рыжие кудри в пучок. – Займитесь головами. Потом подкрасим шерстку на туловищах, а в следующем году переделаем все заново.
На ежегодную рождественскую ярмарку съезжались семьи не только со всего штата, но даже из Джорджии и Алабамы. Гордость администрации, надежный источник средств, ярмарка подтверждала, что идея об исправлении – не только благородная теория, но и работающий инструмент. Надо только организовать процесс да подкрутить шестеренки. Пять миль разноцветных гирлянд оплетали кедры и крыши южной части кампуса. Чтобы поставить тридцатифутового Санту у подъездной дорожки, пришлось подогнать подъемный кран. Инструкции по сборке миниатюрного паровоза, который должен был курсировать вокруг футбольного поля, десятилетиями передавались из рук в руки, точно священные рукописи древней секты.
Прошлогодняя выставка привлекла сотню тысяч гостей. И директор Харди настаивал, что славным воспитанникам академии Никель ничто не мешает улучшить этот показатель.
Белые никелевцы отстраивали и пересобирали крупные объекты – гигантские сани, диораму