к лестнице: – Дружок, скажи там, чтоб сейчас же накрывали чай в гостиной. На три персоны.

Между тем хозяин дома и гость оставались стоять друг напротив друга, но никто из них не желал заводить светскую беседу, которая обычно помогает скоротать время перед застольем.

Тягостная тишина продолжалась минуту или дольше. Наконец Тутышкин произнёс:

– А может, всё-таки приоткроете завесу тайны? От кого вы услышали об отравителе?

«Ага, – подумал Ржевский, – я тебе сейчас всё выболтаю, а ты меня из дома выставишь без чая? Нет, братец». Вот почему поручик решил сменить тему:

– А пирожные к чаю будут? – спросил он.

Тутышкин раздражённо рыкнул, снова оправдывая своё сходство с цербером. На счёт пирожных он ничего не ответил и вообще решил под благовидным предлогом избежать разговоров с неприятным гостем хоть на время:

– Позвольте вас ненадолго оставить, господин Ржевский. Мне надобно надеть сюртук.

Судя по тому, куда направился муж Софьи (совсем не в ту дверь, в которой недавно скрылась его жена), Тутышкины в быту подражали высшей аристократии – каждый из супругов обитал на своей половине дома, весьма далеко друг от друга. Так что стоило мужу выйти, как гость сразу ринулся в противоположном направлении – утешать напуганную даму.

* * *

Оказавшись в спальне Софьи, Ржевский увидел свою даму в интересном ракурсе. Она рылась в ящичках секретера, стоя спиной к двери так, что юбка очень завлекательно обрисовывала нижнюю часть тела.

Поручик уже успел подумать, что такая поза избрана нарочно, но дама, услышав звук открывающихся дверей, вздрогнула, обернулась и уставилась на поручика испытующе:

– Что тебе нужно? – спросила она со слезами в голосе, а в следующее мгновение подбежала к камину, где уже догорали какие-то письма, и швырнула туда ещё несколько листков.

Поручик замер в недоумении. Он никак не ожидал такого. Ему вдруг показалось, что дама ведёт себя так, будто её собираются арестовывать. Но почему?

– Чего ты хотел добиться, когда там, в гостиной сказал о неизвестном отравителе? – продолжала дама. – Зачем лукавить? Говори прямо. Ты всё знаешь? – Она присела на застеленную кровать и закрыла лицо руками, готовая разрыдаться.

Ржевский осторожно присел рядом.

– Как ты узнал? – проговорила Софья чуть слышно.

– Совершенно случайно, – так же тихо ответил поручик. – Я гулял в губернаторском саду. Смотрю – там оранжерея. Смотрю – двери незапертые. Зашёл и совершенно случайно подслушал разговор двух слуг губернатора. Они говорили, что на балу был отравитель, который на банкете насыпал яду в тарелку одного из гостей, но это угощение в итоге досталось не тому – отравился лакей. Насколько я понял, все слуги в губернаторском дворце об этом шепчутся. Но кто был отравитель – неизвестно.

– Неизвестно? – Софья отняла ладони от лица и с надеждой посмотрела на Ржевского.

Ах, как она была прекрасна в эту минуту! Широко распахнутые глаза со следами нескольких пролившихся слезинок казались глазами печального ангела… Впрочем карий цвет больше подходит не ангелу, а чёрту. И будто в подтверждение этого в зрачках Софьи вдруг вспыхнул озорной огонёк.

– Значит, про отравителя ничего неизвестно? – опять спросила она.

– Увы, неизвестно, – продолжал Ржевский.

– А известно, кого хотели отравить?

– Тоже нет. Увы, – ответил поручик и вздохнул с сожалением, но дама почему-то развеселилась. Причина её весёлости была совершенно непонятна, но Ржевский очень быстро забыл об этом думать, видя, что озорной огонёк в прекрасных карих глазах разгорается всё сильнее. Этот случай не следовало упускать!

– Как ты меня напугал, Саша, – лукаво произнесла Софья.

Поручик, хоть и не до конца понял суть происходящего, изобразил такой же лукавый взгляд.

– Ты испугалась, что мы, возможно, сидели за одним столом с отравителем? Но это вряд ли…

– Нет. Я испугалась, потому что думала, что ты собрался меня упрекать.

– В чём? – Ржевский по-прежнему не очень понимал свою даму, но на всякий случай обнял её за талию.

– Я думала, что сейчас ты назовёшь имя отравителя, и окажется, что это кто-то из моих друзей. И получится, что я вожу дружбу с преступником. Это такой позор! Такое падение в глазах общества! Я ужасно испугалась, что ты первый, кто начнёт меня упрекать.

– Софи! Прости меня! – воскликнул Ржевский, тут же вскочив с кровати и бросившись перед дамой на колени. – Чем я могу загладить вину?

Одной рукой поручик схватил ладонь дамы, чтобы прижать к губам, а второй рукой будто ненароком залез под дамскую юбку, поглаживая ножку в чулке.

– Сашенька, – всё так же лукаво продолжала Софья, – ты должен мне обещать, что если вдруг узнаешь что-то новое об этом деле, то немедленно мне расскажешь. Если отравитель – кто-то из моих друзей, я должна порвать с ним отношения до того, как о его злодейской сущности станет известно всем.

– Обещаю! – воскликнул поручик, страстно сжимая ручку и ножку дамы. И тут его осенило: – Никодимов!

– Никодимов?

– Да. Столичный франт, с которым ты вчера танцевала мазурку. Ты его хорошо знаешь?

– А в чём дело?

– Он арестован сегодня утром.

– За что?

– За участие в заговоре против монархии. Поэтому если тебя связывают с этим господином какие-то отношения, следует их прекратить.

– Саша, ты так мило заботишься обо мне, – с улыбкой сказала Софья. – Но Никодимов не относится к числу моих друзей. В этом доме он ни разу не был. – Она задумалась. – Ты сбил меня с мысли. О чём мы говорили? Ах да! О том, как тебе загладить вину.

– Но я заглаживаю её прямо сейчас, – возразил поручик, поглаживая ножку дамы, на этот раз – чуть выше колена.

– Сейчас не самое лучшее время заглаживать вину, – сказала Софья.

– Вину надо заглаживать чем скорее, тем лучше!

– Сюда могут войти в любую минуту.

– Ну, что ж. Придётся делать это при свидетелях. – Ржевский уже добрался до того места, где кончается чулок и начинаются панталоны.

– Саша! – строго зашептала Софья. – Я не шучу! Сейчас не время. Приходи послезавтра ночью.

– Ну, предположим, через забор я перелезу. А дальше? На ночь у вас двери не запираются?

– Я дам тебе ключ от чёрного хода. Ты тихо отопрёшь дверь и поднимешься ко мне в спальню. Лучше всего – вскоре после