Тем печальнее было видеть, как всё это со звоном, грохотом и шелестом летит на пол, сметённое руками разъярённого, не находящего себе места Йоргена.

Его я заметила только сейчас, хотя выглядел мужчина так, словно уже продолжительное время метался по кабинету.

Вслед за содержимым улетел и сам тяжёлый стол, его риян перевернул всё тем же способом – руками. Грохот, треск, снова звон того, что при падении частично уцелело, а теперь оказалось погребено под разбившимся на куски деревом.

Но это едва ли было способно успокоить ярость мага.

Через мгновение в кабинет ворвалась мгла. Не такая, как клубилась в той спальне по углам… Эта осторожничать не стала и рванула прямо из Агвида, как дым из петарды. Чёрная, смолянистая, непроглядная, в считанные мгновения она поглотила всю комнату, и теперь в абсолютной тьме слышался лишь не человеческий – звериный рёв и треск ломаемой мебели.

Не знаю, что могло привести его в такую ярость, но всё, чего мне сейчас хотелось, так это оказаться как можно дальше от этого кабинета, от этого мужчины, от этого… от всего этого.

И мои мольбы оказались услышаны.

Вымораживающая мгла рассеялась, в теле появилось ощущение полёта, а потом перед глазами замелькали, засверкали самые разнообразные картинки. Отражающееся в бесконечном море голубое небо; светлая, полная людей улица города; куполообразная крыша какого-то бежевого дворца, но точно не этого, в котором сейчас я находилась; синие леса, зелёные реки, розовые холмы… И запах… так пахла свобода. Свежестью, ветром и травами. Именно такой запах был у свободы.

Плохо понимая, что происходит, да и в целом не стремясь в этом разобраться, я обнаружила себя сидящей на горбатом деревянном мостике где-то в лесу. Сквозь листву и стволы деревьев пробивались прохладные утренние лучи солнца, роса создавала влажную дымку, а внизу, прямо подо мной, неспешно двигалась вперёд река.

Тишина. Спокойствие. Одиночество.

Не знаю, сколько времени я там провела. Разбудили меня беззвучные рыдания. Мои.

Похищение в другой мир – с этим я ещё могла как-то жить, это я смогла принять и на время даже смириться. То, что мне пришлось занять место бедовой незнакомки – и это тоже пришлось принять, с этим я тоже нашла в себе силы что-то делать. Но риян Йорген и тот факт, что я едва не погибла из-за него… Это оказалось выше моих сил. Это оказалось выше возможностей моей нервной системы.

Тяжело. Остаться совсем одной тяжело, в каждом врага видеть ещё тяжелее. Не знать, что происходит и кому можно довериться, с кем можно хоть чуть-чуть расслабиться и не бояться сболтнуть лишнего – это вообще невыносимо.

И я плакала, лёжа на боку и обнимая подушку, сжавшись в крохотный комок и мечтая оказаться где угодно, но не здесь. Абсолютно где угодно.

– Поплачь, – прошептал вдруг кто-то знакомым, но таким печальным голосом.

А потом кровать прогнулась, кто-то сел рядом и дрожащей тонкой ладонью погладил моё дрожащее плечо.

– Поплачь, мой мир, – шептала Тори, продолжая гладить, – иногда только и остаётся, что плакать, родная.

Что ж, вот теперь обитатели замка с чистой совестью могли утверждать о том, что этой ночью принцесса действительно выла.

* * *

Поутру дворец гудел. В самом буквальном смысле. Проснувшись, я сначала и не поняла, по какой причине тихо звенят графин и стакан на столике и почему мою постель едва ощутимо подкидывает.

Села, недоумевающе оглядываясь, и услышала скорбный вздох со стороны.

– С раннего утра так, – поведала моя Тори, поднимаясь и подходя ближе, устроилась на краешке моей постели, встревожено заглянула в глаза и прошептала так тихо, словно боялась, что нас стены услышат: – Прислуга шепчется, что это риян Йорген контроль над своей силой потерял.

Мне стало страшно. До накатившей волной дурноты. От воспоминаний о Йоргене в целом плохо становилось, но осознавать, что он владеет вот такой силой… или владел? Контроль-то потерял.

– Можно что-нибудь сделать? – тоже шепотом спросила я в ответ.

Тори несколько мгновений вглядывалась в мои глаза, а затем отрезала:

– Не попадаться ему на глаза, мир мой.

И поднялась, чтобы отойти к шкафу и зарыться в его не принадлежащее мне содержимое со словами:

– Её величество желает с тобой завтракать.

Что ж, я тоже желала побеседовать. Если кто и мог приструнить Йоргена и обезопасить меня от него, то только королева. Ей он, в каком бы бешенстве не находился, подчиняется, переступая через собственные желания и гордость.

Она – моя единственная надежда на подобие спокойной жизни.

Так что в умывальную я поспешила первой, Тори с платьем скользнула следом.

* * *

На выходе из моей гостиной уже ожидала стража… не моя. Я этих мужчин не знала и, более того, видела впервые, но это не помешало им, всем троим, низко поклониться и без слов повести меня… прочь из дворца.

Королева ожидала в парке, в одной из просторных белокаменных беседок, украшенных цветущим вьюном. Вот только атмосфера была напряжённой, даже многочисленные кусты словно бы чуть прикрыли свои пёстрые цветы, да молчали птицы, потревоженные дрожью, которая отголосками проникала даже сюда, в сад.

– Сияния утру вашего величества, – я склонилась, как могла, не слишком ловко и грациозно, но низко, просительно, едва ли не умоляюще.

Движение правительственной ладони, и все фрейлины, с которыми королева делила завтрак, поднялись и упорхнули. Даже те, кому на вид было уже очень много лет, проявили грациозность и ловкость, приковывая зачарованный взгляд к каждому своему движению.

Но я держала себя в руках и в преклонении ровно до тех пор, пока каждая из женщин, все семь, не удалились, оставляя нас с её величеством наедине. Нет, всюду сновала стража, наготове с подносами притаилась прислуга, ожидая сигналов, но конкретно здесь, рядом с этой беседкой, были лишь мы двое.

– Иди сюда, – велела та, кому даже кусок в горло не лез.

Выпрямившись, я приблизилась на негнущихся ногах, взобралась по двум имеющимся ступенькам, после резкого жеста опустилась на плоскую подушечку поверх каменной скамьи за стол и, помедлив, не поднимая головы, подняла взгляд.

Наши глаза встретились.

Мои, тёмно-зелёные с золотыми вкраплениями, и её – глубокие, тёмные настолько, что не представлялось возможным опознать цвет. Карие? Тёмно-красные?

Она побледнела. Не прямо сейчас, нет, но с момента нашего первого завтрака её светлая кожа словно утратила сияние, не светилась изнутри. Наверно, именно поэтому так ярко выделялись тени под глазами, и казалось, что чёрные, сейчас спокойно лежащие на плечах и спине волосы стали ещё чернее.

Королева выглядела уставшей. Смертельно уставшей от всей своей жизни, но лишь сила воли и упрямство не позволяли ей опустить руки.