После затянувшегося обеда под водку мы снова сменили заведение: пили виски и играли в бильярд. «На бильярде», – поправил меня Валерий. Я не совсем понял почему «на». В русском языке играют на музыкальных инструментах, еще есть устойчивое выражение «играть на нервах», а вот с играми иначе: играют в игры. Хоть в хоккей, хоть в покер, хоть в игровую приставку. Бильярд – игра, значит, играют в бильярд. Но Валерий настаивал на своем варианте.

Но не важно, «в» или «на», – в конечном счете за окном стемнело, бильярдная наполнилась людьми, а кий в моих руках начал предательски чиркать по сукну. Самым правильным решением было бы закончить игру и разойтись по домам. И мы закончили игру, но вместо того, чтобы вызвать такси, зачем-то перебрались в очередное заведение.

В баре, где мы устроились, было сумрачно и на удивление немноголюдно. И музыка звучала ненавязчивая. The Doors не могут напрягать.

Well, show me the way, to the next whiskey bar.

Oh, don’t ask why, oh, don’t ask why.

Show me the way, to the next whiskey bar.

Oh, don’t ask why, oh, don’t ask why.

For if we don’t find, the next whiskey bar,

I tell you we must die…[8]—

настолько искренне выводил Джим Моррисон, что ему хотелось верить.

Пока я слушал Моррисона, Валерий заказал пару «гиннесса», порцию фисташек и теперь нетвердой рукой шелушил орехи. Ему не повезло. Одна скорлупка оказалась пустой, вторая, напротив, – без единой трещинки. Валерий недовольно отбросил орех.

– Вот и в жизни так, – неопределенно заметил он, – то пустышка, то хрен разгрызешь. Заплатил за закуску к пиву, а получил вон – фигню.

– Закуска к пиву – это твоя Светлана? – попытался уловить аналогию я.

– Закуска к пиву – это орехи, доктор Фрейд. А Светлана – это Светлана.

– А ты не пробовал ее бросить? Жил же ты без нее как-то раньше, и ничего.

– Вот именно. – Он отхлебнул «гиннеса», хорошо отхлебнул, чуть не полкружки. – Как-то жил, и ничего. А сейчас… ты понимаешь, от чего предлагаешь мне отказаться? Представь, что ты пришел в театр. Впервые в жизни, хотя всю жизнь мечтал, но раньше не складывалось. И вот ты устраиваешься в ложе. Один звонок, второй, третий. Зал затихает. Гаснет свет. Медленно поднимается занавес, открывая сцену, на которой несколько часов будет происходить чудо… И тут тебя пихают в бок и говорят: «Пойдем отсюда. Жил же ты как-то без этого».

Он снова подцепил орешек, и на этот раз ему повезло.

– Ну и потом, она не сделала мне ничего плохого, чтобы я мог просто так вытереть ноги об нее, ее расположение, ее чувства…

– А ты уверен, что она испытывает к тебе те же чувства, что и ты?

– Я ни в чем не уверен.

Валерий уперся локтями в стойку и уронил лицо в ладони, будто собираясь заплакать. Но не заплакал.

– Конечно, я думал об этом. О Наташке, о детях. Я ведь не могу бросить семью. И ее я тоже бросить не могу. Я не смогу без нее. Без ее веры в меня, без того, что она делает для меня.

– Так ты боишься потерять ее? Или ее связи? – спросил я скорее для поддержания беседы.

Будь я потрезвее, наверное, этот вопрос прозвучал бы не так праздно. Может быть, я бы понял, что задал правильный вопрос. Может быть, Валерий услышал бы меня, и дальнейшие события пошли совсем по другому пути. Но мы были слишком пьяны, и Валерий меня не услышал, продолжил на той же ноте:

– Да, я не могу и без ее связей. Без ее клуба, наконец.

– Тебе же не нравился этот клуб, – пожурил я.

– Не «не нравился», а показался странным. Ты просто не представляешь, что это такое. Это как наркотик. Ты ждешь чего-то необыкновенного, но ничего не происходит. То есть тебе сперва кажется, что ничего не произошло. И ты разочаровываешься, потому что ожидание было ярче прихода. А потом приход, которого ты не заметил, отпускает и, – вуаля! – добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно.

Валерий допил пиво и снова запустил руку в миску с фисташками.

– И вот, – очищая орехи, продолжил он, – ты уже ищешь дозу, потому что тебе жутко хочется вернуть неоцененное ощущение.

– Я не страдаю зависимостью.

– Это потому, что ты не пробовал. Как-нибудь я обязательно возьму тебя с собой.

– Не уверен, что мне это интересно, – честно признался я.

Валерий поднял на меня тяжелый взгляд и растянул губы в уже знакомой мне, неприятной ухмылке.

– Допивай, – велел он безапелляционным тоном. – Поехали.

– Куда? – не понял я.

Well, show me the way,

To the next little girl.

Oh, don’t ask why,

Oh, don’t ask why…[9]—

подсказывал из динамика Джим Моррисон, но я не придал значения словам покойного музыканта.

– Узнаешь. – Валерий уже ковырялся в телефоне, непослушными пальцами заполняя форму на Яндекс. Такси.

Я знаю множество людей здесь, в Москве, считающих, что Россия безнадежно отстает от запада по всем параметрам. Это не верно. То есть в чем-то отстает, а в чем-то наоборот. Вот, к примеру, сервиса, похожего на Яндекс. Такси, в Дании нет. Жители Копенгагена по старинке заказывают машину по телефону или берут прямо на улице на специальных стоянках. А ведь мобильный сервис – это так просто и удобно.

Мы расплатились за выпитое пиво и практически нетронутые фисташки и вышли.

Oh, moon of Alabama,

We now must say goodbye,

We’ve lost our good old mama

And must have whisky, oh, you know why…[10]—

напутствовал нас великий Джим.

* * *

Если бы такси пришлось ждать, возможно, мы успели бы промерзнуть, протрезветь и мирно разъехались бы по домам. Но – увы, когда мы вышли, машина уже стояла у входа.

Валерий плюхнулся на переднее сиденье рядом с водителем. Я покорно полез назад. Машина тронулась. За окном закружился освещенный мириадами огней город.

У одной русской рок-группы была песенка про Москву. Там есть такие слова:

Ты никогда не бывал в нашем городе светлом,