– А потом? – заинтересовавшись, спросил Валерий.

– А потом в Форт-Уэйне был подписан договор с некоторыми племенами на передачу земель под заселение белыми колонистами. Его продавил губернатор Гаррисон. От шауни договор подписали вожди нескольких кланов. Текумсе был против, он видел, что созданная им конфедерация племен трещит по швам, что это сепаратизм. В 1810 году Текумсе встретился с президентом и потребовал, чтобы договор был отменен, потому что его подписали не все племенные вожди. Он также потребовал, чтобы белые даже не пытались селиться на землях, проданных им по этому договору. Но Гаррисон, как вы понимаете, не уступил и напирал на то, что каждое племя может самостоятельно договариваться с США.

– Узнаю доброго старого дядюшку Сэма, – усмехнулся Валерий. – Всегда они ищут своих сукиных сынов. Разделяй и властвуй…

Я пожал плечами и продолжил:

– Тогда Текумсе дал понять Гаррисону, что ему придется искать себе друзей среди его врагов. Речь шла, конечно, о британцах. Переговоры закончились ничем. Через год Текумсе снова встретился с Гаррисоном в городе Винсенс, и опять зашел разговор о мире и войне, о земле и договорах. Текумсе был, как у вас говорят, умным мужиком и понимал, что ему нужно время, чтобы укрепить Индейскую Конфедерацию. Он очень рассчитывал на так называемые Пять цивилизованных племен, живших на юге. Но те отказались поддержать шауни, лишь части криков выступила на стороне Текумсе. Об этом, естественно, стало известно американцам. Гаррисон во главе воинского отряда из полутора тысяч стрелков выступил к Профетстауну, где в тот момент обитал брат Текумсе, шаман Тенскватава. Он давал Текумсе слово не убивать белых, но Гаррисон пошел на провокацию. Была битва у местечка Типпекану, и белые одержали в ней победу. Они сожгли Профетстаун, многие последователи новой веры Тенскватава были убиты, часть разбежалась. В итоге Индейская Конфедерация утратила мощь и постепенно…

– Дальше можете не рассказывать, – махнул рукой Валерий. – И так ясно, что этого вашего Текумсе убили, индейцев истребили, а остатки загнали в резервации, где они благополучно спиваются… Зачем вообще вы вспомнили про этого Текумсе?

Я разлил остатки коньяка и негромко произнес:

– Однажды Текумсе сказал: «Когда придет время умирать, не будь подобен тем, чьи сердца наполнены страхом смерти настолько, что, когда приходит их час, они жалобно плачут и молят дать им еще немного времени, чтобы иначе прожить свою жизнь. Спой свою песнь смерти и умри как герой, возвращающийся домой».

– Сильно, – кивнул Валерий и продолжил: – А еще жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы. Плавали, знаем. Нильс, вы забываете, что я – пиарщик. Я прожженней самого прожженного циника. Меня такими вот разговорами не проймешь. Мне нужно все – и сразу. Сразу! А у меня ничего нет… пустота-а-а… Пшик!

Он хлопнул ладонями над головой, изображая лопающийся воздушный шарик.

– Она предлагает мне больше, но… цена меня пугает.

Местоимение «она» указывало, что в деле замешана женщина. Впрочем, я подозревал об этом с самого начала – довести мужчину до вот такого вот состояния, в котором находится Валерий, без вмешательства женщины очень сложно.

С другой стороны, влезать в отношения – бессмысленно. Третий всегда лишний. Поэтому мне захотелось встать и уйти. Но еще бóльшим было мое желание помочь этому, в сущности, практически незнакомому мне человеку. Это был чистой воды альтруистический порыв, но отчего-то в этот момент, когда Арита лежала в клинике, мне показалось крайне важным совершить некое благодеяние, хороший поступок. Я не думал о кармическом воздаянии и не пытался заработать его таким вот образом.

Мне просто захотелось помочь Валерию.

– Вставай! – резко сказал я, переходя на «ты».

– Куда еще? – Валерий угрюмо посмотрел на меня пьяными глазами.

– Поедем в нормальное место, пообедаем – и там ты мне все подробно расскажешь о том, что у тебя случилось, кто такая «она» и в чем тут дело.

Валерий ухмыльнулся – надо сказать, это была одна из самых мерзких ухмылок, которые я видел в жизни, – но встал, натянул куртку и поплелся к выходу.

– Ее зовут Света. Светлана, – начал Валерий, когда официантка приняла у нас заказ, забрала меню и, мило улыбнувшись, поспешила удалиться. – Мы познакомились случайно. У одного приятеля был повод, и он пригласил вместе провести вечер. Я думал, сядем-выпьем, а он потащил меня в закрытый клуб… ну понимаешь…

Мне отчего-то вспомнился Дмитрий. Дело было несколько лет назад. Тогда я уже считал его своим другом, а он еще не успел доказать обратное. У него тогда тоже был повод, и мы тоже вот так вот сели-выпили. Причем выпили так основательно, что Дмитрия потянуло на подвиги. Он затащил меня в какой-то «мужской клуб», который на поверку оказался банальным стриптизом. Но описывал его Дмитрий очень азартно.

– Это другое, – отмахнулся от меня Валерий, когда я припомнил ту историю. – В клуб, о котором я говорю, просто так с улицы не зайдешь. Закрытое элитное заведение. Обстановочка там необычная.

Он замолчал, будто собираясь с силами, а может, подыскивая слова, а после заговорил снова:

– Сначала мы с приятелем тусовались вместе, потом его куда-то унесло, и я остался один. Знаешь, я не робкого десятка, но бывают места, где среди большого скопления народа ты ощущаешь себя в полном одиночестве. Люди вокруг веселятся, живут какой-то своей жизнью, а ты сидишь, оторванный от чужого праздника, и не понимаешь, что вообще тут делаешь. Примерно так я тогда себя и чувствовал.

* * *

– Привет. – Она подошла к нему сама, должно быть, почувствовала его состояние.

Он окинул ее взглядом: шикарная женщина с пониманием стиля, точеной фигурой, черными волосами и оттенком грусти в глубоких синих глазах.

– Привет, – кивнул он.

– Лана. – Она протянула руку не то для рукопожатия, не то для поцелуя.

– Валерий.

Он решил, что правильнее будет ответить рукопожатием, и нарочито мягко потряс ее за пальцы. И тогда она впервые ему улыбнулась.

– Вообще-то меня Света зовут. Не помешаю?

Валерий снова кивнул. Светлана села рядом, опустила ладонь ему на колено с такой легкостью, будто они были знакомы вечность.

– Ты что такой напряженный, котик? – Ее пальцы мягко, но настойчиво двинулись по его ноге от колена выше. – Первый раз здесь?

Валерий сглотнул. Ситуация была нелепой.

Последний раз неловкость в общении с женщиной он испытывал, наверное, в подростковом возрасте, во времена первой любви. Любовь оказалась не просто первой, но настоящей. Как любое первое чувство, она быстро закончилась, а как любое настоящее – оставила после себя юношеское сердце, разорванное на кровавые ошметки. Валерий, как положено, долго страдал, однако, будучи прагматиком, вынес из страданий урок: приобрел толику цинизма и довольно быстро освоил принципы общения с противоположным полом.