Ну а потом уже и на малое прещение, в Чертог Смерти пошел. Чтобы однажды уже умершего для мира царевича Лисапета он отпустил обратно.

Да, Смерть тут мужик. Судя по легендам и сказаниям, не лишенный чувства юмора и самоиронии. Я, когда в память приходил и припомнил некоторые мифы с его участием, моментально начал искать на карте мира город Анк-Морпорк или еще какие Овцепикские горы, больно уж на книги Пратчетта кое-что оказалось похоже. Что-то сэр Терренс про этот мир, похоже, знал, иначе объяснить схожесть некоторых легенд с книгами про Плоский мир никак не получается. Сказка про ученика Смерти, например, тут очень даже популярна, да и внучка Мрачного Жнеца, если верить преданиям, до сих пор среди смертных ходит.

Не, ну так-то я точно знаю, что ангел смерти — это вовсе не костяной остов в черном балахоне и с косой, но вообще, по личным ощущениям, на мужчину все же похож. Хотя пес их, этих потусторонних, знает-то на самом деле — есть у них какие-то гендерные признаки или им размножаться не положено.

Смерть с возражениями на обряд, ожидаемо, не явился, так что еще час спустя смиренный брат Прашнартра канул в небытие, и пред людьми вновь предстал царевич Лисапет во всем блеске своей славы. В смысле — морщинистый как печеное яблоко, изрядно подрастерявший волосы и с шерстяным платком на пояснице под скромною серой рясой. Ну натуральный царь-надежа, е-мое!

Вернувшись в келью, столько лет бывшую моим пристанищем, я переоделся в дорожную сутану (с разрезами спереди и сзади да грузиками по подолу — щедрейший дар брата-кастеляна), разложил все, что не стал брать с собой, на топчане и приколол шилом на двери записку: «Дорогие братья, покидая обитель, оставляю свои пожитки вам. Берите и пользуйтесь, если кому чего надо».

Полюбовавшись результатом, я не удержался, макнул заостренный бамбуковый стержень в чернильницу и дописал: «Целую, царь», — после чего прихватил котомку со своими невеликими богатствами и со вздохом обвел взглядом келью еще раз.

— Как ни странно, а ведь буду скучать по этому месту, — пробормотал я себе под нос. — Не все было плохо.

Решительно отринув грустные мысли, я взял украшенный резьбой посох, врученный мне для чего-то настоятелем, и шагнул за порог.

Как говорится, «спешит дорога от ворот в заманчивую даль».[1]

Ну а если называть те же вещи банальной прозой, ждет нас долгая дорога бескайфовая.

Из монастыря мы отбывали без всяческой помпы — просто очередная группа богомольцев, тихо прибывшая по своим делам, столь же незаметно монастырь и покидает. Если, конечно, термин «незаметно» вообще можно применить к четырем десяткам хорошо вооруженных крепких мужчин.

На выходе из жилого крыла меня перехватил князь Тимариани. Решил, не иначе, что заблужусь или сбежать попробую.

— Ваше высочество, — чуть поклонился он. — Все готово к дороге, мы ожидаем только вас. Гонца к главному министру послали, но с припиской, что надежды уговорить не теряем, к князю Ливариади письмо я отправлю завтра поутру.

— Это правильно, незачем гонцам про дела друг друга знать, — согласился я, постукивая посохом по плитам двора. — О чем не знаешь, о том и не разболтаешь. Насколько раньше нас они прибудут?

— Если мы будем двигаться с обыкновенною скоростью, то на два или три дня гонцы нас опередят. Хотя, если вы пожелаете, мы можем сесть в Тассе на барку и добраться до столицы по реке, с большим комфортом, но и с большей задержкой по времени.

— Там разберемся, верхами или плотами. Как ситуация сложится. — Я не стал загадывать на будущее. — Надеюсь, лошадку мне смирную подобрали? Не в тех я годах, чтобы верхом на лихом коне гарцевать.

— Да, ваше высочество. Купили кобылку у одного из местных князьков перед подъемом на взгорье — он ее для своей дочери в конюшне держал. Смирная животинка с очень плавным ходом.

— Из своих конюшен тащить что, пожалели?

— А зачем? — искренне удивился Зулик. — Приличную лошадь разве что совсем уж в предгорьях найти тяжело, не слон ведь или еще какая диковинная зверюга. К чему ее за собой через всю Ашшорию было волочь?

— Логично, — согласился я. — Не слон и даже не тыгыдымский конь.

— Какой конь? — живо заинтересовался князь. — Никогда не слыхал о такой породе.

Пришлось ему рассказать этот анекдот. Князь ржал так, что лошади могли от зависти сдохнуть. Эх, как же мало местным для счастья надо…

— Тыгыдым, тыгыдым, тыгыдым… — повторил он, утирая выступившие от смеха слезы. — А я все ломал голову, как жеребенка назвать. Новую породу скакунов вывести пытался, свел кобылицу-сиглави с шехамским иноходцем, а выродилось что-то несуразное. Решено — будут его Тыгыдымом звать!

— Знатное имя, — хмыкнул я. — А мою лошадь как именуют?

— Так, как будет угодно вашему высочеству.

Это мне показалось или он на миг замялся перед ответом?

— Что же, прошлый хозяин ее вообще никак не называл?

— Ну отчего же? Наверняка называл… как-то. Вот она, кстати.

Мы вывернули из-за угла, и взору моему предстала расположившаяся ко мне филейной частью тонконогая кобылица мышастой масти, с темной гривой, таким же хвостом и идеально круглым пятном на… В основании хвоста, короче.

В общем и целом обращенная ко мне лошадиная, хм, корма напоминала известный по сказке про дедку и прочих его домочадцев корнеплод с роскошной ботвой.

— Ну надо же, — усмехнулся я, разглядывая открывшуюся мне картину. — Натуральная репка.

— Вот Репкой ее княжна и звала, — признался Зулик.

— Ей подходит.

Вообще-то лошадка симпатичная: шея тонкая, грива и хвост густые, ножки стройные, как у модели, и кабы не это пятно… Из-за него дорогие сбруя и седло смотрятся на ней ну прям как на корове.

Ладно, не на парад выехал, чай.

Я стремительным, насколько спина и коленки позволяли, шагом приблизился к лошади — вся остальная часть нашей кавалькады уже сидела верхами чуть поодаль, и лишь мою Репку держал под уздцы стоящий ко мне спиной Тумил, впервые на моей памяти облаченный не в робу послушника, а в мирское платье. Добротное такое платье, но небогатое — как дорожная одежда для царского стремянного, может, и сойдет, а вот в столице гардеробом мальчика надо будет озаботиться в первую очередь. Короля свита делает.

А вот пояс у него хороший, с литыми бронзовыми накладками по всей длине — на таком сабля очень органично будет смотреться. Там и кинжал хорошо выглядит — в простых темных ножнах, с потертой рукоятью… Видно, что вещь старая, не побрякушка какая и не столовый прибор.

А осанка-то какая появилась — мечта комбата! Совсем Тумил на охламона-послушника не похож. Сразу видно, какого рода.