Повисло тяжелое молчание, продлившееся секунд этак пять, — сословная растительность на морде в нашем царстве-государстве почти столь же священна, как и жизнь клириков.

— Я бы мог притвориться царевичем, — подал голос Тумил, все еще державший лошадь под уздцы.

А ушки-то — на макушке.

— Я еще не бреюсь, — пояснил он на недоуменные взгляды князей и десятников.

— А что же… — задумчиво проронил Зулик. — Князья и царевичи, они не только высокого роста бывают. Инитарский царь — так тот как бы и не ниже парня на пару пальцев.

— И думать забудьте! — возмутился я. — Он ребенок еще.

— Мне восьмой год уже идет, — надулся парень, но тут же спохватился и добавил: — Ваше высочество.

— Ну надо же, взрослый какой, — язвительно отозвался я. — Брысь в седло. После Благословенной заставы решим, кого во что наряжать. Может, вовсе и не потребуется цирк устраивать, если у меня к выезду из долины поясница отвалится.

Мальчик стрелой метнулся к своему коньку (брат Асмара расщедрился, выделил из монастырской конюшни — после моего развода князей на жертвы его даже жаба при этом не насмерть задавила, а так, слегка ногу оттоптала), а я высочайше дал свое соизволение на начало путешествия. Как говорится, он сказал: «Поехали», — и запил водой.

Что можно сказать о моих первых шагах к трону? Лисапет, несмотря на свои старческие болячки, оказался в удивительно хорошей форме, видать, непраздный образ жизни и здоровая экология дали о себе знать. Да и Репка действительно отличалась редкой плавностью хода — такое ощущение, что эту зверюгу специально всю жизнь растили с единственной целью: таскать на спине мои мощи.

По прямой от обители Святого Солнца до стерегущей перевал крепостицы добираться не так уж и далеко, буквально рукой подать. Только царевичи-то — птицы гордые, прямо не летают…

* * *

В какие-то древние геологические эпохи на месте Долины Ста Благословений, похоже, было глубокое горное озеро. Или не очень глубокое, не знаю. Со временем, однако, вода нашла себе выход наружу — мягкие породы растворила, а может, землетрясение приключилось, тут уж без геологов не разберешься. В общем, вода схлынула, оставив лишь то озерцо, откуда я карпов тягал, да выходящий из него ручеек, петляющий по дну неширокого ущелья с высокими отвесными стенами. Ущелье это (если не считать козьих троп, по которым и не всякий каскадер проберется) — единственный путь в монастырь от Самского перевала, соединяющего коренную Ашшорию с полвека как отжатым у мирельцев Самватином. Феодом командующего Правым крылом нашей доблестной армии и контрзаговорщика, между прочим.

— Князь Самватини только с тобой послание передал или в свои владения тоже чего отписал? — негромко поинтересовался я у Зулика, поравняв Репку с его конем. — А то вдруг Касец прав и нам придется куда-то удир… отступать?

— Крайне нежелательный вариант, — столь же тихо отозвался властитель Тимариани. — Мы рассматривали его исключительно как крайний случай, если придется собирать полки и созывать дружины, дабы отстоять ваши права, царевич. Я надеюсь, что до такого не дойдет.

— Да ясен… Солнце, что нежелательный. Если отвоевывать корону с опорой на Самватин, царь Мирелии не преминет поучаствовать в нашей внутренней сваре. И очень хорошо, если на моей стороне, — ему вроде бы логичнее поддержать любого иного претендента на трон.

— Тут заранее трудно сказать, — задумчиво отозвался Зулик. — В восточных провинциях мирельцев смута, якобы чудом спасшийся царевич Удур объявился. К тому же асины окончательно подмяли под себя Скарпию. Их наместник всем в стране распоряжается, а царь Гикамет и слова ему поперек сказать не смеет. Но этому алчному народу все мало. Если в этом году они сунутся в Парсуду, с которой мы граничим через Дадешку и Гелавань…

— Помню я, где и с кем мы граничим. Не выжил покуда из ума, — отозвался я. — Да, у царя Оолиса будет серьезный соблазн поделить северные земли парсудцев с асинским Советом Первейших, это куш куда пожирнее Самватинского нагорья. Хотя… Тот еще в небесах журавль.

— А у вашего высочества, когда станете величеством, будет такой соблазн? — Князь Тимариани спросил с неподдельным интересом, видать, обещанное место главного министра уже вполне реально на себя примеряет.

Нет, я не против того, что он заблаговременно прикидывает будущую государственную стратегию, но сомневаюсь, что и ему, и мне позволят править самовластно.

— Там видно будет, — ответил я. — Ашшория когда-то была данником Парсуды, и там это помнят, да… Но старое, хорошо известное зло лучше нового и непонятного, наподобие той же Асинии. Да и позиция Инитары в тот момент будет очень важна.

— Степняки с каждым годом все активнее пробуют на прочность наши пограничные гарнизоны в Оозе и Лиделле. — Ехавший неподалеку Касец, оказывается, прислушивался к нашей с Зуликом беседе. — Ходят слухи о выборах кагана.

— Чушь, — мгновенно отрезал князь Тимариани. — Рода заков никогда не договорятся между собой по-хорошему.

— Не договорятся по-хорошему, так могут договориться по-плохому, — флегматично отозвался я. — Для степняков такой расклад даже привычнее, они одну только силу и уважают.

— Но их объединение в этом году крайне маловероятно, — попытался вежливо поспорить со мной Зулик.

— До недавнего времени то же самое можно было сказать и о моем восшествии на престол. — Я усмехнулся. — Не стоит загадывать так далеко на будущее. Сначала, досточтимый князь, надобно до столицы добраться. Ну или до Благословенной заставы хотя бы.

До заставы, конечно, доехали без проблем, пусть и глубоко за полдень. Князья порывались покормить мое высочество в урочное время, однако я высочайше решил ехать до крепости — возле нее давно уже вырос небольшой посад, включавший в себя и пару вполне приличных постоялых дворов, — и обедать уже там. На довод первого десятника, что тогда мы засветло до следующей корчмы никак не доберемся, я только и пожал плечами:

— Что за беда, многоуважаемый Касец? Там и переночуем. Все равно сильно далеко от крепости нам не уехать, так давайте проведем эту ночь в нормальных условиях и поспим на мягких постелях. Несколько часов нам погоды не сделают.

А вот гонцу князя Тимариани вполне могут.

— Как будет угодно вашему высочеству. — Гвардеец поклонился.

— Моему высочеству, — вздохнул я, — угодно путешествовать инкогнито, не привлекая внимания. Без явных признаков преклонения перед моей особой.

— Но ваше высочество!.. — попытался возмутиться князь Хатикани.

— Хочет еще немного пожить, — прервал его я. — Сам подумай, достопочтенный: если только человек не профессиональный соглядатай, он не станет считать отряд по головам и запоминать каждого в лицо. Кого простой человек запомнит в такой толпе, как наш отряд?

— Кого? — эхом повторил Шедад.

— Явных предводителей, то есть вас, князья, и первого десятника. На прочих и внимания не обратят. Уже завтра никто и не вспомнит, что в кавалькаде вообще был монах — невелика птица, если только спутники ему не будут оказывать каких-то особых почестей.