— Можно взять кусок железной трубы, что у вас у сарая валяется, — придумал Крот, — забить на полвершинки в землю, и, когда я понадоблюсь, постучать по ней железякой три раза. Под землёй звук хорошо распространяется. Я буду знать, что это вы зовёте и появлюсь.

— Хорошо, — сказала Маша, — прямо сейчас и сделаю. Кстати, — как бы невзначай вспомнила она, — а как вы считаете, — могут быть радужные листики другого цвета?

— А зачем это вам, — спросил Крот с подозрением, — вы что, видели серый трилистник? Ой, что это я? — спохватился Крот. — Серых трилистников не бывает, они ужасно редкие, по размеру такие же, как зеленые трилистники, но только не виде сердечек, а в виде треугольничков. Ой, что это я говорю, я всё придумал, серых трилистников нет, не верьте мне, то есть верьте, что их нет, и не верьте, когда я говорю верьте…

«Неспроста он так распереживался, — подумала Маша, — видно серые очень важные». А сама сказала:

— Да что вы, — это я просто так, гипотетически рассуждаю, вдруг ещё какие–нибудь цвета в природе имеются, коричневый, например, или пурпурный?

Судя по всему, у лопухов листиков такого окраса в природе не существовало, или, по крайней мере, на данной территории они не встречались, поэтому Крот заметно подуспокоился и уже более миролюбивым тоном спросил:

— А как можно рассуждать гипотетически? Это что вообще за слово такое — гипотетика?

— Я такого слова не знаю, — призналась Маша, а вот гипотетически — это от латинского слова гипотеза, и означает предположительно.

— Зачем об одном и том же говорить разными словами, — удивился Крот, — вы что, на двух языках друг с другом общаетесь? Вы еще и латинский знаете? А бабушка ваша знает латинский?

— Нет, латинский мы не знаем, — сказала озадаченно Маша, — но в нашем языке очень много слов из других языков. Считалось, что тот, кто их употребляет, выглядит умнее или просто звучало мудрёно.

— У вас что, комплекс неполноценности, — опять удивился Крот, — вы своего языка стесняетесь?

— Да нет, конечно, — встала на защиту родного языка девочка. Вернее, она и так уже стояла, разговаривая с Кротом, но при этом подумала: «А ведь действительно, сейчас постоянно что–нибудь говорят нерусского в русской речи. Может действительно, хотят казаться умнее, чем на самом деле»? Но решила держаться до конца:

— Просто в научных дискуссиях принято использовать заковыристые слова.

— Видите, — довольно усмехнулся Крот, — опять у вас какие–то дискуссии. Проще надо быть. Если наша с вами беседа переросла в прения, или даже спор, то чтобы не закончиться поединком нам нужно проявлять терпимость друг к другу. А вы вместо этого, говорите, что интервью трансформировалось в дебаты, или полемику, закончившиеся дуэлью из отсутствия толерантности. Это, мягко говоря, выглядит странно. — Крот сделал паузу. — И чего это я, Крот, а ратую за чистоту вашего языка? Если наше общение — это всего лишь контакты, а частное — это приватное, то скоро и мыслить вы будете уже не родными категориями, то есть понятиями, а какими–то обезличенными, теряя собственную уникальность, то есть неповторимость. Вот так.

— Я не языковед, — ответила Маша, — а всего лишь ученик и ребёнок. Так что мне ещё свойственно ошибаться. А всякие тренды, уик–энды, слоганы, дэдлайны, сэйлы, мэйлы и прочие паркинги, гаджеты, инновации употребляются всеми и повсеместно, и даже членами правительства.

«А вдруг, — ей пришла в голову мысль, — это чтобы быть ближе к своим иностранным партнёрам? Если те будут видеть, что эти разделяют их ценности и говорят такими же словами, то может быть те решат, что эти их, и будет легче договариваться друг с другом»?

Тут Маша вспомнила, что собиралась сделать.

— Знаете, — обратилась она к Кроту, — мы лучше сейчас проверим, как работает сигнальная труба.

Девочка подошла к сараю, нашла два обрезка трубы, взяла рядом валявшийся булыжник и направилась к лопухам. Поставила трубу на землю и стала её забивать булыжником. Земля была мягкая, так что всё получилось быстро. Когда над поверхностью осталось около полуметра трубы, Маша взяла второй кусок и постучала металлом по металлу. Получилось довольно шумно.

— Стойте! Стойте! — зашумел на неё Крот. — Бабушка отдыхает.

Маша тут же прекратила.

— Ах, простите, — извинилась она, — не подумала. Но зато мы знаем, что всё работает, и я смогу теперь вас всегда позвать.

— Конечно, сможете, — согласился Крот, — только не стучите пожалуйста, когда спит моя бабушка.

— А как же я узнаю, что она спит, — спросила Маша, — мне ведь здесь никак не определить.

— Очень просто, — сказал Крот, — я рядом буду втыкать палочку. Если палочка стоит, то бабушка спит, а если лежит, то наоборот.

— Вы неправильно говорите, — поправила его Маша, — когда кто–то спит, то он лежит, значит палочка должна лежать, когда ваша бабушка спит.

Маша снова сходила к сараю, принесла из него небольшую палочку и положила рядом с трубой.

— Вот, видите, — сказала девочка, — сейчас ваша бабушка спит.

— Очень хорошо, — обрадовался Крот, — тогда до вечера, — и исчез в лопухах.

А Маша перелезла через изгородь (до калитки идти ей было неохота; впрочем, многие дети любят так поступать) и отправилась собирать цветы.

Глава 21. В которой, как оказалось, собирать цветы собралась не только Маша.

На лугу было хорошо. Солнышко пригревало, поддувал легкий ветерок, где–то высоко пел жаворонок, вокруг порхали разноцветные бабочки, пролетали большущие стрекозы, стрекотали кузнечики, деловито жужжали шмели и пчёлы, собирая нектар, носились ласточки, и повсюду стоял чудесный аромат разноцветья.

Маша устроилась на пригорке и решила немного посидеть, повпитывать всю эту красоту, когда приходит удивительное состояние покоя, которое можно испытать только в уединении на природе. Увы, городские жители лишены его полностью.

Высоко в небе ползли одинокие пушистые облака. Одно из них Маше показалось очень знакомым. «Надо же, — обрадовалась девочка, — Большой Помпон вернулся, ведь точно он. Выходит, обогнул всю Землю и не растаял». Она помахала облаку рукой, ведь это был уже её знакомый, а со знакомыми всегда принято здороваться. Маше даже показалось, что Большой Помпон в ответ