Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Девочка, что это ты тут толкаешься? — услышала она возмущённый голос тёти.
— Простите, пожалуйста, — извинилась Маша, — я только хотела посмотреть привезли ли тушёнку, но вы перегородили половину витрины и ничего не получалось.
Лицо женщины от возмущения стало пунцовым, а продавец в фургоне захохотал:
— Видишь, Наталья, устами ребёнка глаголет истина. Предлагал же привезти тебе хулахул, крутила бы себе по часу — и никакого больного сердца, и кровь бы разогнала, и вес бы пришёл в норму. (Кто не знает, хулахул — это такой обруч вращать вокруг талии с шариками–утяжелителями, хорошо подходит для похудения.)
— Сам ты, алахол2! — в сердцах бросила тётя в цветастом платье, повернулась к Маше и зашипела: «Кто это тебя научил говорить такие гадости? А ну–ка, пойдём сейчас к твоим родителям, они сейчас узнают, какую гадкую дочь воспитали».
Тётя схватила Машу за руку и решительно направилась… Но вот с этим случилась заминка. Поскольку она не знала, где живёт Маша, то не могла выбрать направление. Возмущению девочки не было предела.
— Чего это вы меня схватили, — гневно сказала она, — я вам что, ваше имущество? Немедленно отпустите меня. Я никаких гадостей не говорила, одну только правду. Если вы действительно загораживаете половину витрины, то пора заняться спортом и худеть. А то вы вон сколько конфет накупили, — от них никакой пользы организму не будет. Я лично спортом занимаюсь, на айкидо хожу, могу продемонстрировать, как освобождаются от захвата.
(Вы не подумайте, что Маша росла агрессивным ребёнком, у неё и в мыслях не было ничего такого, чтобы оскорбить эту тётю. Просто иногда так получается, что когда говоришь правду, что вроде бы всегда и нужно делать, по крайней мере так советуют в детских книжках, то можно нечаянно обидеть того, кому эта правда и так понятна, но сильно неприятна.)
Тётя в цветастом платье видно что–то слышала про айкидо, поэтому её воинственный пыл немного поугас, и она более спокойным голосом сказала:
— Не надо на мне ничего демонстрировать. А конфеты я своему поросёнку купила — он их очень любит.
Женщины в очереди тоже осуждающе посмотрели на тётю в цветастом платье:
— Ну что ты, Наталья, к ребёнку прицепилась? Нашла с кем связываться. Ну–ка, давай отпускай её.
Тут ещё и продавец пришёл на подмогу:
— Наташ, не обижайся, приду я завтра на танцы, приду.
То ли айкидо помогло, то ли общественное мнение, а может и продавец повлиял каким–то образом, но тётя в цветастом платье вдруг вся приободрилась, отпустила Машину руку и сказала:
— Запомни, девочка: старшим замечания делать невежливо. Ну и я тоже немного погорячилась. Но в этом ты сама виновата.
Она поправила свою пышную причёску и ушла.
А Маша подумала: «Ну вот, чуть было не нарушила внутреннюю гармонию, сама разозлилась. А тренер учит оставаться в духовном равновесии. Да, мне ещё учиться и учиться».
Глава 24. В которой Маша сама подкормилась и подкормила кота.
— Да ты не расстраивайся, — подбодрил Машу Глеб, — мы все видели, что ты была права. Она вообще поскандалить любит. Я с ней раз в неделю точно успеваю поругаться.
— А ты из–за чего, — удивилась Маша, — тоже очередь в автолавку задерживает?
— Да нет, — сказал Глеб, — просто она любит всех поучать, и чтобы всё было, как она считает нужным. Та ещё командирша. Ну нравится тебе командовать — иди в армию, или в школу, на худой конец. Ну бросил я вчера огрызок яблока у дороги, так видите ли убирать за собой нужно. А когда по осени по всей обочине от деревьев уже целые яблоки валяются, и их никто не убирает, так это нормально. А здесь природа, все природное на природе само переработается. И чего всех поучать, ты что, самая умная?
— Я — нет, сказала Маша. — А кем эта тётя работает?
— Она вообще–то ветеринаром в посёлке работает, коров лечит.
— Надо же? — удивилась Маша, — а ведь у них должно быть столько терпения. У ветеринаров, я имею в виду.
Тут подошла их очередь. Глеб накупил целую сумку, и попрощался с Машей:
— Извини, ждать тебя не буду, — дома варенье варят, а сахар неожиданно закончился, так что нужно торопиться. Пока.
— Ну, что брать будем? — обратился к Маше продавец.
— Мне пожалуйста две буханки хлеба, упаковку мармелада, две пачки мыла и банку говяжьей тушёнки, которая с колечком, — попросила Маша.
Хлеб почему–то продавался не в упаковках; ровный ряд румяных ароматных кирпичиков лежал в деревянном лотке и продавец, когда было нужно, вынимал по одному, и уже сам раскладывал в пакетики.
Маша всё сложила в сумку, расплатилась и решилась спросить:
— А почему у вас хлеб без упаковки? (Она ведь была городским жителем и привыкла к тому, что в магазинах хлеб продавался только в красочных упаковках, на которых помимо всякой прочей информации можно было долго изучать состав продукта.) А какой состав у этого хлеба, а кто изготовитель, а какой срок годности, и есть ли в нём консерванты?
Продавец усмехнулся.
— Ну какие консерванты в живом хлебе? Его здесь пекут, в Масловке, на всём натуральном. Ты только понюхай его. Это же хлеб!
(Ну как вам, городским жителям, взращённым на искусственной пище, передать запах настоящего хлеба. Хлеба без искусственных термофильных дрожжей, без химических улучшителей, всевозможных окислителей, искусственных ароматизаторов, загустителей, консервантов, разрыхлителей, регуляторов кислотности, усилителей, без искусственной клейковины. Хлеба без всей этой химии, создающей видимость натурального чистого продукта, но влияющей сугубо негативно на организм человека. Хлеба настоящего, из пшеничной или ржаной муки высшего сорта, натуральной закваски, воды и соли. И больше ничего. Такой хлеб особенный, он пышный, упругий, аппетитный, с ароматной хрустящей корочкой. А пахнет то как! Наверное, он пахнет … счастьем.)
Маша втянула запах ещё тёплой буханки хлеба, закрыла глаза, вдохнула ещё раз и улыбнулась.
— Ну вот, видишь, что значит настоящий хлеб, — довольно сказал продавец, — кушай, пока есть возможность, в городе ты такого не встретишь.
— Спасибо вам большое, — поблагодарила