Не было границ, запретов, глупых предрассудков.

Не было сдерживающих оков обязательств.

Были он и она.

Ольга тяжело дышала, дрожащими пальцами расстёгивала рубашку на груди Мартина, гладила его, осыпала поцелуями.

Он прижимал её к своему телу, и она чувствовала под ягодицами силу мужского желания. Жажда ощутить его в себе была невыносимой до головокружения.

Бесстыдно ёрзала и под мягким натиском его рук широко раздвигала колени.

Стонала от удовольствия и вздрагивала от его прикосновений… там, внизу.

Его руки на её бёдрах.

Сильный резкий толчок — громкий вскрик женского ожидания.

Тугая горячая плоть. Тесно. Остро. Возбуждающе.

Нарастающий ритм.

Одно дыхание на двоих.

Задохнувшийся мужской стон.

Пьянящий запах терпкой вызревшей вишни.

Сквозь шум в ушах до неё донёсся женский вкрадчивый голос:

— Умница, моя девочка. Помни, ты должна родить этого ребёнка.

Ольга подняла глаза и посмотрела поверх спинки кресла на портрет семейства Бригахбургов. Красавица-пфальцграфиня удобнее усадила на своих коленях маленькую девочку и поправила на ней кружевное платьице. Одобрительно кивнула Ольге и чарующе улыбнулась мужу.

Бригахбург, с бесконечной нежностью глядя на супругу, тихо сказал:

— Скажи ей, пусть не продаёт серебряную ложечку. Леове она понравится.

— Леова? Кто такая Леова?! — крикнула Ольга, вдруг осознав, что сидит в постели и, задрав голову, смотрит в потолок, расцвеченный жёлтыми бликами восходящего солнца.

Прижала ладони к пылающим щекам. Граф уже забыл о твоём существовании, а ты…. Ты запуталась в своих желаниях.

Приходила в себя нехотя, медленно. Отпускала душную непроглядную ночь, впускала свежее ясное утро.

Несмотря ни на что, его она встретила отдохнувшей и в приподнятом настроении. Сегодня ей предстоит сделать немало важных дел. На душе было легко и спокойно.

Приготовив пасхальную корзинку для Ньюта и его семьи, Ольга остановилась у зеркала в коридоре и осмотрела простую причёску, на которую неожиданно потратила уйму времени. Кожа на голове болела в тех местах, где хватал за волосы кучер. Они путались и не хотели расчёсываться, измотав хозяйку до изнеможения. Она едва справилась с длинными волосами, туго закручивая их жгутом и подкалывая по кругу в гулю.

Ольга поправила шляпку, отделанную французским кружевом шантильи, и туже затянула тёмно-синий бант под подбородком. Накинула на плечи такого же цвета короткую лёгкую накидку.

Предварительно посмотрела в окно из кухни. Не заметив поблизости никого из праздно шатающихся соседей, вышла из дома, благополучно свернула на оживлённую Холборн и влилась в поток пешеходов.

Солнечное утро встретило ярким голубым небом. Пухлые кучевые облака были похожи на мирно пасущееся стадо белоснежных барашков. Под натиском лёгкого ветерка с Темзы исчезли неприятные запахи, воздух наполнился бодрящей прохладной свежестью. Из корзины пахло мясом со специями и сладкой выпечкой. Ольгу затопило ощущение полного покоя и счастья.

Уличные метельщики заканчивали мести каменную брусчатку. Разносчики газет выкрикивали заголовки самых злободневных статей. На стоянке кэбов мойщики предлагали свои услуги, снуя между экипажами с вёдрами и лохматыми щётками. Чистильщики обуви постукивали по своим ящикам, зазывая клиентов.

Горожане и их гости, судя по всему, не спешили втягиваться в привычные заботы и продолжали отмечать праздник Пасхи. Они прогуливались по улицам, посещали пабы и кафе, ели с лотков уличных торговцев, глазели на витрины.

Когда за ней появился «хвост», Ольга точно сказать не могла. Тощий парень лет шестнадцати в нахлобученной на глаза кепке, расслабленной вихляющейся походкой шёл за ней едва ли не по пятам.

Подобные юноши встречались на пути, но разительно отличались от «топтуна». Они не бездельничали, с прохладцей рассматривая витрины магазинчиков и прохожих. Они торопились по делам, зачастую толкая перед собой доверху гружёную тележку, или перебегали улицу с поклажей в руках. Они работали.

Этот парень никуда не спешил, и было в нём что-то такое, что заставило Ольгу обратить на него внимание и насторожиться. Как он ни старался, она не видела в нём беспечного зеваку. Его глаза цепко следовали за ней, а шаги замедлялись, стоило ей остановиться.

Она то и дело поправляла съезжающую шляпку, глядя в очередной раз на своё отражение в отмытых стёклах витрин.

Именно в один из таких разов она, задержавшись у витрины, впервые обратила внимание на паренька, стоящего недалеко от неё и с показным интересом разглядывающего… женскую одежду. На деревянном манекене топорщилось платье из тафты с уложенным на полу шлейфом, и на манекене рядом неопрятными складками обвисала накидка, украшенная несуразными воланами. Над ней на закреплённой проволоке болталась милая шляпка с рюшами и розовыми бантами. Но самое удивительное стояло в ряд на поддоне у самого стекла витрины — фаянсовые ночные вазы и всевозможных форм бурдалу.

Вид подростка, рассматривающего непривлекательную женскую одежду и горшки, удивил. Было бы на что смотреть! Ни к кому не обращаясь, Ольга задумчиво, но достаточно громко, чтобы её услышал юноша, пробормотала:

— Неправильно как-то, — и, перехватив обеими руками ручку корзины, глянула на него в упор с неприкрытым любопытством и вызовом, как бы спрашивая: а что ты здесь высматриваешь, маленький извращенец?

Тотчас отвернулась, скользя взором по витрине соседнего антикварного магазинчика — вот где было на что посмотреть! Боковым зрением отметила, как парень прошёлся взглядом по её фигуре и, развернувшись на пятках, поспешил на обратную сторону дороги, ловко лавируя между движущимися кэбами и другими наёмными экипажами.

Ни его потрёпанная одежда, ни манера двигаться — вальяжно, с ленцой, подстраиваясь под ритм её шагов, — ни его голова, повёрнутая в сторону вывесок и торговых лотков, мимо которых он проходил, уже не могли сбить её с толка. Чтобы убедиться в слежке, она намеренно задерживалась у витрин. С показным интересом рассматривала выставленные на всеобщее обозрение фарфоровые сервизы, вазы, керосиновые лампы и ночники, ткани и платки. Хмыкала, глядя на запылившиеся и выцветшие муляжи хлебобулочных изделий, изготовленные из папье-маше и уложенные на плетёные из тонкой лозы подносы.

Ольга недоумевала. Зачем кому-то следить за ней? Плохо, что она не заметила, «вёл» ли «топтун» её от дома или прилип гораздо позже? Джекоб успел приставить к ней «хвост» и не известил того, что дело сделано, и в его услугах больше нет нужды?

Сухой, — вспомнила она упомянутое кучером прозвище, очень подходившее худому невысокому пареньку.