Имена, которые человек на уродливых ногах произносил с глубочайшим почтением, – он разве что не склонял голову в поклоне, чеканя каждый слог! – ничего не говорили Миюки. И лодочника, похоже, премного удивило ее невежество.

– В каком мире ты живешь, отомэ? – вздохнул он. – Так знай же, последнее время роды Минамото и Тайра сталкиваются меж собой все чаще. И не за горами день, когда, презрев всякое перемирие, они вовлекут в свои распри и всю империю. Если только она еще держится. Вот уже нынче утром, на рассвете, должно быть, между часом Тигра и Зайца[54], разбойники-наймиты, состоящие на службе у Тайра, пролили кровь этого юноши, за которым ты спряталась, – вернее, думала спрятаться, – как за крепостной стеной. За что они убили его? За то лишь, что на спине он носил белый нобори[55], расшитый цветами гречавки и листьями бамбука – знаком Минамото. Однако нас, – прибавил он, указывая на двух других лодочников, сидевших в барке, – это смертоубийство касается не больше, чем тебя: мы всего лишь простые рыбаки. А этого несчастного юношу мы выслеживали потому, что нам был нужен его хозяин – Кинтаро. И только затем, чтобы узнать, правду про него говорят или нет, понятно?

– Какую такую правду? – полюбопытствовала Миюки.

– Ну, ходят слухи, в общем, идет молва, что Кинтаро, будучи еще мальчонкой, но на редкость сильным, якобы одолел гигантского карпа. Давно это было, и нынче эта чудо-рыба, ежели она вообще существовала, уж точно мертва. Однако ж нас, друзей моих и меня, больше интересует не тот карп, а река, где Кинтаро, как поговаривают, одолел его в поединке – оседлал и обуздал, засунув руки ему в жабры по самые локти. Так вот, может, в той реке водятся еще рыбы таких размеров. До тебя же, отомэ, нам нет никакого дела!

И Миюки показалась, внезапно возвысившись над мертвым телом, – глаза ее были широко раскрыты, губы выпячены.

– А вот и нет, как раз наоборот: я была женой Накамуры Кацуро.

– О! – проговорил лодочник, сдвинув брови, потому как он не имел ни малейшего представления о том, кто такой Накамура Кацуро, и, похоже, вовсе не горел желанием восполнить этот пробел.

– Он тоже был рыбаком, – продолжала меж тем Миюки. – Да еще каким! Величайшим из всех, пожалуй. Большинство карпов из тех, что ныне живут в храмовых заводях в Хэйан-кё, Кацуро собственноручно выловил в нашей реке Кусагаве.

Окано Мицутада, так звали кормчего рыбацкой барки, насупил брови. Конечно, он слыхал о необыкновенном рыбаке, что жил где-то на западе острова Хонсю, возле цепочки невысоких вулканов Абу, в области Санъин – «теневого склона горы», – у самого Японского моря. А вот имени его не знал. Впрочем, возможно, при нем и произносили это имя, только он его не запомнил. Сам он, Окано Мицутада, не ловил декоративных рыб – его рыба предназначалась для обеденного стола, и ему было все равно, хороша она с виду или нет: его покупщикам было куда важнее, какова она на вкус и вес.

– Раз уж ты держишь путь в Хэйан-кё, отчего бы тебе не отправиться туда вместе с нами? – предложил рыбак. – Даже если плыть против течения, путь по реке будет короче. И, что важно, безопаснее. Конечно, до императорского города уже рукой подать, да только даже если расстояние не велико, дорога все равно таит немало опасностей для беззащитной молодицы.

– Благодарю за предложение, – сказала Миюки, – но я не могу отправиться с вами, потому что осквернила себя, приблизившись к мертвому юноше. Я не просто приблизилась, но и прикасалась к нему, осматривала его, переворачивала и, только заметив рану у него между ягодицами, поняла, что на него напал каппа.

Окано заскрежетал зубами и принялся колотить себя руками по бедрам – так он смеялся и своей манерой чем-то походил на охваченного злобной радостью стервятника, почуявшего падаль.

– Ничегошеньки ты не поняла, отомэ: это подручные Тайра разворотили ему задницу, чтобы все подумали, будто это сотворил каппа, – так проще отворотить от себя месть воинов Минамото.

Он мерил берег большими шагами, оставляя следы на сыром от дождя песке.

– А что, если, вместо того чтобы взять меня с собой, – продолжала Миюки, – вы окажете мне одну большую услугу, Окано-сан?

Она указала на верши, подзывая рыбака. Тот подошел и склонился над ними. Потом он тихонько присвистнул и окликнул своих товарищей:

– Эй, вы, а ну-ка подите сюда – таких рыбин не каждый день увидишь!

– У меня было восемь штук – маловато, конечно, для нового пополнения храмовых заводей в Хэйан-кё, ведь тамошние карпы изрядно поувяли за долгую летнюю засуху, – а теперь вот осталось только две штуки, потому что по дороге меня обобрали. И уж коль вы рабаки, может, соблаговолите поймать мне несколько крапов взамен тех, что украли?

Окано и его товарищи переглянулись, как бы советуясь меж собой.

– Сказать по правде, – признался рыбак, – наша рыба не так хороша, как твоя. Она не такая упитанная, чешуя у нее неровная и блеклая, да и плавники порядком поистрепались от толчков во время нереста.

– Моим карпам, скажу без утайки, тоже пришлось несладко в дороге, эх!.. Ну пожалуйста, Окано-сан!..

Рыбак и двое его спутников присели в сторонке на корточки. Дождь барабанил по их соломенным плащам, напоминавшим черепашьи панцири. Какое-то время они спорили, иногда поглядывая украдкой в сторону Миюки.

Наконец Окано Мицутада подошел к молодой женщине. Товарищи его, сказал он, согласны наловить ей рыбы, но в награду они требуют по коку[56] риса за каждую рыбину.

– Гляди, отомэ, какие мы честные: поскольку нельзя угадать, будут ли карпы из нашего улова достаточно хороши для храмов Хэйан-кё, ты заплатишь только за тех, которые, по твоему разумению, годятся для священных заводей.

Выказывая свою просьбу, Миюки сочла, что было бы справедливо вознаградить Окано и его товарищей за их труды, вот только из провизии: нарэдзуси с рисовыми пирожками – у нее почти ничего не осталось.

– Мне нечего вам дать, – пробормотала она, – у меня нет столько риса.

Трое рыбаков понимающе переглянулись, не скрывая, однако, некоторого лукавства: они как будто ждали, что у нее ничего не окажется за душой, и рассчитывали на кое-что взамен.

Окано Мицутада пропустил очередной раскат грома, дождался, когда птицы, встревоженные новой вспышкой молнии, вернутся в свои потайные убежища на гнувшиеся под ветром сосны, вишни и ивы, после чего сказал так:

– Послушай отомэ, у тебя есть один верный способ раздобыть столько коку риса, сколько твоя душа пожелает, и не только риса, но и шелков, и благовоний, и соленой рыбы, и даже увесистых монисто из медяков, нанизанных друг на дружку, точно жемчуга в ожерельях.