— Не помереть бы от счастья! — откликнулся Михаил, зачарованно наблюдая за тем, как стекает по подбородку любимой женщины сок.

— Ты так смотришь, как будто хочешь меня съесть! — гортанно рассмеялась Анна.

— Хочу! — признался Михаил.

Анна покачала головой.

— Теперь моя очередь.

Недоеденный персик улетел куда-то в угол, а Михаил, повинуясь резкому толчку, опрокинулся на спину и увидел прямо над собой покачивающиеся налитые груди Анны, к которым так и просилось определение «спелые». Он хотел возразить, намекнуть насчет того, что так быстро не стоит ждать повторения, но с изумлением ощутил, как член его откликнулся на ласку и в считаные мгновения стал каменно-твердым.

— Что ты со мной делаешь? — вслух удивился он.

— Люблю! — лаконично ответила Анна, склоняясь к его уху и щекоча лицо и шею своими волосами.

Что было дальше, Михаил не помнил. Было такое ощущение, будто он плывет в восхитительных волнах наслаждения, которые накатывали одна за другой до тех пор, пока ярчайший оргазм не взорвал его изнутри.

А потом был еще один пик чувственного наслаждения, от которого сердце на миг замирало в груди, а потом так и норовило выпрыгнуть из нее. И еще один…

— Теперь я просто обязан передать тебя кому-нибудь из коллег, — сказал Михаил, переполненный любовью и восхищением. — После того, что между нами было, я не могу оставаться твоим психоаналитиком.

Сказать это его побудило проснувшееся чувство профессионального долга. В то же время он был уверен, что Анна ответит категорическим отказом, и готов был позволить уговорить себя на такое вот «исключение».

Обращаться к Анне на «ты» было для Михаила в новинку. Так и тянуло сбиться на «вы», но в свете последних событий «вы» могло быть воспринято как попытка отчуждения, дистанцирования.

Анна приподнялась на локте, убрала упавшие на лицо волосы и отрицательно покачала головой.

— Ты не можешь передать меня другому психоаналитику, — сказала она.

— Почему? — Михаил удивился формулировке «не можешь». — Я же абы кому тебя не доверю…

— Не можешь! — повторила Анна, снова покачав головой. — Ты! Не! Можешь!

— Но почему? — недоуменно повторил Михаил.

— Потому что только ты можешь помочь мне разобраться в моих проблемах, — отведя взгляд в сторону, призналась Анна. — Ты должен помочь мне кое-что выяснить, есть один очень важный вопрос, на который я никак не могу найти ответа. Только скажи, а ты действительно уверен в том, что тебя волнуют мои проблемы? Что они тебе небезразличны?

Можно ли было ответить «нет» на этот вопрос?

— Интересуют, — твердо сказал Михаил. — Если мне небезразлична ты, то и твои проблемы небезразличны.

— Спасибо, — Анна вежливо, без энтузиазма, улыбнулась. — Приятно слышать, приятно знать. Тогда мы поговорим на эту тему утром. Утро мудренее вечера. Сейчас у меня несколько иные планы…

Михаил думал, что он уже больше ни на что не годен, кроме того как заснуть в обнимку с любимой женщиной, но Анна в два счета дала ему понять, насколько сильно он заблуждается.

Утром Михаил не вспомнил о ночном разговоре. Окрыленный любовью, испытывая необычайный душевный подъем, он проснулся первым, долго любовался спящей рядом Анной, прислушиваясь к ее тихому мерному дыханию, а затем осторожно встал и ушел в ванную. Закончив приводить себя в порядок, надел махровый халат, в котором казался себе барином, и тихонечко прокрался на кухню, где занялся приготовлением завтрака и кофе. Достал и нарезал ветчину и сыр, не хлопнув ни разу дверцей холодильника и не стукнув ни разу ножом, шумной кофеваркой пользоваться не стал — обошелся джезвой, так даже аутентичнее, и ухитрился пронести все в комнату, не разбудив Анну. Будить любимых приятнее всего поцелуями…

А вот Анна все помнила. Съела бутерброд — кусок сыра, кусок ветчины и никакого хлеба, глотнула пару раз кофе и начала рассказывать:

— Мне иногда в радость приготовить что-нибудь этакое… Не борщ и не солянку, а какое-нибудь ризотто с белыми грибами и пармезаном. Выпендриться, короче. Максу, надо сказать, нравилась моя стряпня, а сейчас я готовлю только для себя. Для Тамары я и стараться не стану, да и ест она все такое диетическое, паровое, без соли и перца. Недели через три после смерти Макса я решила побаловать себя кальмарами. Люблю морепродукты. Пришла на кухню, подготовила кальмаров, их непременно надо отбить перед готовкой, полезла в шкафчик за пряностями и наткнулась там на очень интересную бумажку. Нет, не завещание Макса, а бланк заказа на бруфарин. Знаешь, что это такое?

Михаил отрицательно покачал головой.

— Весьма ядовитая жидкость, применяемая в качестве морилки для дерева. Двадцать миллилитров — смертельная доза. Была заказана от моего имени одна банка. То есть фамилия в бланке заказа стояла моя, я же не Велманская, а Сурова, но подпись в получении не имела ничего общего с моей, и вообще я ничего такого не заказывала. Чем-чем, а провалами в памяти я пока не страдаю. В тот же вечер я поизучала специальную литературу, благо в Интернете ее полным-полно, и узнала, что бруфарин, попадая в организм, вызывает остановку сердца и что его очень трудно обнаружить, потому что он быстро распадается или улетучивается, в общем — что-то в этом роде. А еще он не имеет ни запаха, ни вкуса, только цветом темноват. Улавливаешь?

— Кажется, да, — Михаил нервно сглотнул. — Ты считаешь…

— Я ничего не считаю, — покачала головой Анна. — Я знаю, что сама не заказывала бруфарин, я о нем вообще понятия не имела. Я понимаю, что моя фамилия могла появиться на бланке только с целью подставы. Кому это надо? Кому я поперек горла? Угадай с трех раз!

— Да что там гадать, — Михаил пожал плечами. — И так все ясно…

— Вот-вот! — сверкнула глазами Анна. — И мне тоже сразу стало ясно, что против меня ведется тайная война. Не сам же Макс себя отравил! Это Тамара постаралась. Избавилась от брата, которого она люто ненавидела, заодно решила избавиться и от меня. Тамара способна на любую низость, она не только физически инвалид, но и духовно. Чудовищная эгоистка, считающая, что все ей должны… Ей меня под монастырь подвести, то есть в тюрьму упечь, раз плюнуть!

— Тогда почему ты до сих пор на свободе? — спросил Михаил. — Максим же умер давно…

— Спроси у нее об этом! — посоветовала Анна. — Может, там такая интрига плетется, что о-го-го! Я, собственно, и хотела попросить тебя о помощи. Если, конечно, это не идет вразрез с твоими принципами.

С какими, интересно, принципами может идти вразрез помощь любимой женщине? Да и не просто любимой, а, как начинало казаться Михаилу, Той Самой. Единственной и Неповторимой.

— Если бы ты мог выведать у Тамары правду во время сеансов…

Не договаривая, Анна посмотрела на Михаила взглядом, в котором смешалось столько всего, что сразу и не разберешь.