– Это не он, Маша.

– Что?! – Она не расслышала, потому что он произнес это почти шепотом.

– Это не он, Маша.

– Точно?! Ты уверен, Веня?! Господи, счастье-то какое! Венечка, счастье-то какое!

Она врала, когда сказала ему, что никогда не любила его, вдруг понял он. Она любила его, но не так, как хотелось бы ему, не так, как любила теперь Алекса. Но – любила.

Как быстро она поверила ему, а! Она бы во все что угодно поверила, что бы он ни сказал ей теперь. А почему? Потому что любила! Пусть как друга, но все же.

– Он же не дурак, твой Алекс, чтобы так подставляться.

– А Горелов говорит… – всхлипнула она, задирая коленки к подбородку и обхватывая их руками.

– А вот Горелов этот – дурак! Ему же все равно, кого на костре спалить! Соперника своего, овдовевшего недавно, или твоего мужа. Ухватился, зацепился и… А подумал бы своей башкой: справился бы пьяный вдрызг Алекс одновременно с двумя женщинами? Их же требовалось не только наркотой накачать, но и раздеть и в койку уложить!

– Ага, ага! – закивала она, опуская подбородок к коленям. – И Алекс ему то же самое сказал, и адвокат. А он и слушать ничего не хочет, Венечка!

– А попробовать уточнить, с какого номера поступил звонок на мобильный твоего мужа, у Горелова ума хватило?

– Не знаю.

– Это для них слишком хлопотно, думаю, он даже и не пробовал. Куда проще приобщить к числу подозреваемых людей, не имеющих на момент убийства никакого алиби. И все, дело сделано!

Он припомнил, как Горелов и под него копал и каким противным он ему в тот момент показался. И ничего-то для него не значили честные слова честного человека. Все буравил и буравил его глазами. Все-то он вынюхивал, намекал на что-то.

Нехорошим он Вениамину человеком показался, очень нехорошим. И о женщинах он думал и говорил очень скверные вещи. И ловил Веню на каждом слове. Это он потом уже немного оттаял, когда Алекса к стенке припер.

– Я тебе помогу, Маша.

– Правда?! Господи, Веня! Ты… Ты такой хороший! Я…

– Все, стоп! – Он звонко шлепнул в ладони. – Я помогу. Но сделаю это не для твоего Алекса, а для тебя. И, конечно, в память о Маринке. Ведь, думаю, никто теперь не станет искать ее убийцу. Никто…

Горелов нервно сигналил толстой неповоротливой тетке, усевшейся в крохотный автомобиль, размером с коробку из-под телевизора. Сначала тетка еле двигалась с пакетами из магазина, все время вполне удачно всякий раз преграждая ему путь. Куда он ни ступит, впереди маячит широченная спина, затянутая в кожаную куртку ядовитого зеленого цвета. Теперь же, еле втиснувшись в свою автомобильную коробку, она никак не могла выбраться с парковочного места. Рыкала, рыкала, мотором «удобряя» воздух выхлопными газами, и ни туда, ни сюда.

– Да что же это такое-то, а?! – злился он, нажимая на клаксон. – Накупят себе водительских прав по объявлению, мать их!!! Угораздило же меня заехать в этот магазин!

Он и правда никогда сюда не ездил раньше. Магазин был далеко от его дома, совсем не по пути на работу и обратно. Но вот заехал. А все почему?

А потому, что сначала он собирался опросить соседей погибшей Анастасии, а потом вдруг резко передумал. Как только колеса его машины подпрыгнули на «полицейском», преграждавшем въезд в ее двор, у него вдруг отпало всякое желание туда ехать. Развернулся и драпанул оттуда.

Именно драпанул! Трусливо, дворами, прижимаясь к обочинам в узких местах, где сложно разъехаться со встречным транспортом.

Почему, спрашивается, он сбежал? Не хотел, чтобы его машину заметили и запомнили?

Стоп, на фиг это все! А ведь машину Алекса тоже должны были увидеть и запомнить. Вся парковка – как на ладони. Хвала строителям, позаботились, не устроили стоянку в каком-нибудь непросматривающемся аппендиксе. Нет, она под окошками, напротив подъездов.

Ну, и отчего же он удрал? Поболтал бы с соседями, может, кто-нибудь что-нибудь и вспомнил бы.

С другой стороны, а надо оно ему?! Марго мертва. Подруга ее – тоже. Эксперт говорит, что никаких следов насилия на трупах не обнаружено. Вообще никаких! Может, и в самом деле девки… того, сами себе дурь в вену вогнали?

И опять – корежит его от этого! А как же быть с убийством Марины Стефанько? С какого хрена там Марго маячила на заднем плане? И, опять же, в обоих случаях Алекс – человек не посторонний этим двум женщинам.

– Пуф-пуф-пуф… – фыркнул Горелов, дождался наконец, пока неповоротливая толстуха уехала, и вновь повернул машину в Стаськин двор.

Нечего малодушничать! Да, пора признать, что ему небезразлична смерть его бывшей жены-предательницы. На похороны ее он не пошел, и это – его право. Теща звонила, он снова трубку не взял. Сева фонтанировал, извергая праведный гнев, и даже позволил себе назвать брата нехорошим словом.

– Отстань, старик! – ответил Горелов ему спокойно и нажал отбой.

Даже Севке он не мог признаться в том, насколько больно для него было бы увидеть Маргариту мертвой. Прав тот увалень, как там его, Белов, кажется, сколько бы он ни жил с гневом и ненавистью в сердце, любить Ритку он не перестал. И – да, да, все равно он втайне надеялся, что она рано или поздно к нему вернется. Уж на каких условиях – о том разговор особый, но все равно он ждал ее возвращения через покаяние.

Теперь уже не ждал…

Горелов поставил машину у левого края и начал обход крайних подъездов, постепенно сужая кольцо, тем самым подбираясь все ближе и ближе к Стаськиному подъезду.

Почему он так поступил? Все просто. Он начал с самого безнадежного варианта, в душе надеясь, что уж там-то, в ее подъезде или близлежащих к нему, кто-то что-то да увидел. Начни он в обратном порядке и напорись сразу на неудачу, жильцы крайних подъездов так и остались бы неопрошенными. Он бы тогда точно бросил это гиблое дело. А так – надежда какая-то все же оставалась.

– Нет, что вы! Мы ничего не видели и не слышали! – в основной массе своей отвечали ему люди.

– Вы в своем уме?! Где жила эта наркоманка, а где мы?! – так отвечали грубияны.

– Даже если и видели мы что-то, теперь уж и не вспомнить! – И такой вариант ответа он тоже выслушал.

С этими неутешительными сведениями, так и не исписав ни одного листка в своем блокноте, Горелов добрался до подъезда, где жила Анастасия. Здесь он начал с первого этажа, подниматься сразу на верхний этаж и постепенно спускаться вниз, по его сегодняшней методике, ему что-то расхотелось.

Ему вообще выше третьего этажа подниматься не хотелось, но он все равно пошел.

Тот же результат. Вернее, никакого результата.

Кто-то в то самое время был на работе. Кто-то в окна не имеет привычки таращиться. Темно же на улице, зачем туда глазеть? Фонари горят? И что с них проку? В радиусе метра от них еще что-то видно, а дальше – темнота!