Со слов этих соседей, проживающих на одном стояке с Анастасией, лучшей бабы, чем она, в их подъезде и не было. Настя была очень порядочной, честной, справедливой и… всегда помогала им с опохмелкой. Наркоманам же не то чтобы помочь рублем – она в их сторону даже и не смотрела.

– И что же, мы нариков не знаем? Мы с ней и начинающего можем от бывалого отличить на раз-два! И бодун от ломки на щелчок двух пальцев отсечем. Настюха – и от передоза померла! Придумал бы уж этот гад что получше, когда гадкое дело свое затевал!

– Какой гад?

Нового пока что – ничего.

Горелов и без их заверений был почти до конца уверен, что наркотиками девок накачали специально. Другой вопрос стоял перед ним: добровольно ли это все произошло или же под давлением? Может, они как раз сами и захотели попробовать – в первый-то раз? Упились до зеленых чертей и…

– Так про какого гада разговор? – И он тут же подумал об Алексе.

– Тот самый мужик, который их и убил, – почему то шепотом проговорила баба с синяками.

– Точнее!

– Он пришел и потом ушел, – промямлила она уже менее уверенно.

– Так! Таким вот образом у нас дело не пойдет! – разозлился он – и потому, что разговор вдруг начал путаться и прерываться, и потому, что эти двое без конца переглядывались и с какими-то ужимками делали друг другу невнятные знаки. – Подробнее можно про этого мужика? Это тот самый, что у них в гостях был?

– Ты про Леху, что ли? – догадался вдруг мужик.

– Про какого Леху? – Горелов оторопел.

Представить себе знакомцем этих алкашей манерного Захарова Алексея Сергеевича, для близких друзей – просто Лесика, было невозможно.

– Про Захарова ты, что ль, говоришь-то? У него еще заправки есть в городе. О нем базар?

– О нем! – Горелову аж голос изменил. – А-а-а, так вы с ним знакомы?

– А то! – хвастливо приосанился мужик и встал на ноги.

В начале беседы он сидел на корточках у окна. Его сожительница, жена, подруга, или кем она там ему приходилась, сидела на той самой, страшного вида липкой табуретке, на которую до этого предложили присесть гостю.

– Мужик нормальный, не кичливый. Всегда, если мы с ним в подъезде столкнемся, за руку здоровается, не брезгует. Не то что… – Тут он недобро глянул на Горелова, на его плащик, дорогие ботиночки, сплюнул. – Ладно, тебе – прощаю, потому что мент ты. Я бы тебе и сам руки не подал! А Леха – он завсегда с народом, ве-ежливый. Нормальный мужик!

– Этот нормальный мужик подозревается в убийстве двух женщин и в организации убийства третьей, – жестко оборвал его Горелов.

Почему-то ему стало обидно, что этот замшелый мужик не подал бы ему руки. Горелов ведь ничего ему дурного не сделал, так – почему? А вот Леху он нахваливает. С какой такой радости? На похмелку Леха отвалил ему как-то раз? Или пачку сигарет подарил? Продажные скоты!

– Каких женщин?! – ахнула баба с табуретки. – Про Настю, что ли, с подружкой разговор?

– Про них, про них, – покивал Горелов.

– Не убивал он их, совсем, что ли, охренели вы там в ментуре своей!!! – вдруг заорал мужик, откуда только в его сипе столько силы-то взялось, так у него это громко и звонко получилось. – Когда Леха убегал, Настюха еще жива была!

– Откуда ты знаешь?

– Так орала она ему из окна что-то!

– Что именно? И она ли ему орала?

И тут же Горелов подумал: а где же в это время была Марго? Почему она-то не крикнула Лесику вслед из окна?

– Орала точно Настя. Мы как раз из магазина шли, – кивнула в сторону мужика баба с табуретки. – Леха из подъезда выбежал. Еще с кем-то по телефону говорил. Сердито так говорил, чего-то все не понимал… Тут окошко открывается, и Настя высовывается. И орет.

– Орешь ты, дура!!! – перебил ее вновь осипший от недавнего усилия мужик. – Она просто спросила, вернется он или нет? Лешка как-то так рукой махнул, – мужик изобразил неопределенный жест. – Сел в машину и уехал. Я еще подумал – как он поедет, пьяный же?

– А как пойдет? – спросила баба, и они оба рассмеялись удачной шутке. – Но это точно: когда Лешка уезжал, Настя жива еще была.

– А вторая женщина? Ее подруга? – тут уж и Горелов засипел, на манер хозяина этой пьяной берлоги.

А как же иначе? Не пуговица ведь оторвалась, не чужой же человек погиб. Разволнуешься тут!

– Рита? – уточнила баба, похоже, она всех Настиных друзей знала. – Они часто у Насти собирались. Рита, правда, в последние годы редко являлась. И все какая-то невеселая она была. Спрашиваю: Ритка, чего ты нос повесила?

– А она что?

– Усмехнется вот так, – сизые растрескавшиеся губы попытались изобразить невероятную по красоте улыбку его бывшей жены, и Горелова чуть не стошнило. – И мимо идет. Слыхала, с мужиком у нее нелады были.

– С которым?

Он почесал нос, чтобы не выдать себя, в голове все так и ходило ходуном, как в центрифуге. И горечь он испытывал, и злость, и печаль… Если сейчас эта, с синяками, скажет что-нибудь про него конкретно… Каким, мол, он был гадом, как гнобил эту бедную овечку, – он точно ей синяков добавит!

Нервы уже никуда просто не годятся!

– С богачом каким-то она жила в последнее время, – поддакнул мужик и снова опустился на корточки под батареей, грелся он там, что ли? – Настя как-то курила со мной, жаловалась на него. Дура, грит, Ритка, бросила первого, такой мужик был путевый, а этот – полный засранец.

Да! Только Настя забыла добавить в момент своего перекура, что этого полного засранца она сама с дружками Ритке и сосватала. С их одобрения и загуляла от него его непутевая, запутавшаяся в себе и своих чувствах жена. Ишь ты, даже он с годами в их глазах приличным человеком стал! Не прошло и нескольких лет, как рейтинг его поднялся.

Глупые дуры…

– Рита в окно не выглядывала, врать не станем. – Соседи переглянулись, покивали друг другу согласно, и баба продолжила: – Она приехала, но мы не видали когда. Только тачку ее заметили и поняли, что она у Насти. Но, конечно, живая она была, что бы ей сделалось-то? Настя была жива-здорова, а с Риткой бы чего сталось-то? Небось рядышком и тусовалась, с Настей то есть…

– Понятно. – Горелов все записал. – А теперь – подробнее о тех, кого вы еще увидели, и без брехни! А то без заработка оставлю!

Мужик шумно сглотнул, но взглянул на него зло, без заискивающего понимания. Гордый какой! И руки ему подавать он не стал бы, и до денег его ментовских он не слишком-то охоч!

Ничего! Похмелье-то – оно тебе не волк, в лес не убежит. Ишь как к батарейке-то жмется, наверняка трясет его с головы до ног после вчерашнего. А может, они уже и с утра успели к «источнику» приложиться, недавно лишь проспались.

– Брехать нам не особо-то и надо, – обиделась и баба. – Уверенности просто нет никакой. Но странно все это!