– Придурок какой-то, – растерянно моргнув, ответил мальчик,– взрослый мужик. Я подумал, может, пьяный, или под кайфом, или простосумасшедший.

– В котором часу это было?

– Ну, я специально на часы не смотрел… Я с собакой гулял, унего понос, я в первый раз с ним вышел около двенадцати, минут пятнадцатьгулял, потом мы пошли домой, я только ботинки снял, он опять стал проситься. Унего часто такое бывает, находит какую-нибудь дрянь на помойке, и бегай с нимна улицу до утра.

– Да, конечно, это всем очень интересно, – усмехнулась Лена,– это надо в протокол занести, что у твоего Жорика был понос. Между прочим, ятоже кое-что видела, например, как мужчина убегал, здоровый такой, тяжеловес,плечи широченные, голова прямо из плеч, никакой шеи. Выскочил из этогоподъезда, и вперед. Тот, который петарды пускал, бросился за ним. Они за уголповернули. Я их не могла разглядеть, было темно и далеко. Только силуэты.

– А того, который пускал петарды, можешь описать подробней?

– Нет. Я же сказала, только силуэты.

– А ты?

– Я тоже его не особенно разглядел, – пожал плечами мальчик.– Но пару раз сильно вспыхнуло, его всего осветило, с ног до головы. Ростанебольшого, примерно с меня. Но довольно толстый. В темной короткой куртке,ноги, знаете, как у толстых бывают «иксом». Он когда побежал, было видно, чтоне спортсмен. Бежал в развалочку, тяжело. Я из-за него не мог как следуетсобаку выгулять. У пса расстройство желудка, а когда петарды грохают, онбоится, не может нормально сделать свои дела.

– Опять ты про собачий понос, – презрительно усмехнуласьЛена, – ничего интересней придумать нельзя!

Мальчик виновато покосился на нее и продолжал:

– Просто если уж рассказывать, то по порядку. Все-такичеловека убили. Правда, что он известный журналист?

– Ну, в общем, да, – кивнул капитан, – известный.

– Так вроде, это, убийцу взяли на месте преступления, –вдруг вспомнил мальчик, – по «Дорожному патрулю» показывали, там так и сказали.Вам что, доказательств не хватает?

– Хватает, – буркнул Иван, – тебя как зовут?

– Дорофеев Николай.

Капитан записал в блокнот имена и адреса свидетелей,поблагодарил, попрощался, спрыгнул со скамейки.

– А может, этот мужик специально петарды палил, чтобывыстрела не было слышно? – прозвучал у него за спиной приглушенный голосдевочки Лены.

* * *

Прежде чем поехать в юридическую консультацию, НаташаАнисимова отвезла ребенка к маме.

– Я, между прочим, нисколько не удивлюсь, если окажется, чтоэто он убил, – заявила Кира Георгиевна, как только Наталья переступила порог, –я знала с самого начала, чем закончатся эти его темные делишки.

Наташа вдруг подумала, что фразу эту мама подготовилазаранее, как только услышала, что случилось, тут же принялась произноситьторжественные внутренние монологи.

– Мама, перестань, – слабо простонала Наталья, стягивая ссына комбинезон, – какие темные делишки? О чем ты?

– Ты отлично знаешь, о чем я! Продажи, перепродажи. Нанормальном языке это называется спекуляцией. За это раньше сажали в тюрьму. Атеперь, пожалуйста, придумали: бизнес. Там, где бизнес, сразу начинаетсякриминал, как у вас принято говорить, разборки, бандитские крыши. О ребенке бы подумал,о тебе.

– Он и думал о нас, он деньги зарабатывал.

– У тебя только деньги в голове! В вашем поколении столькоцинизма, что с вами страшно разговаривать. Вы слепы и глухи ко всему, что неприносит материальной выгоды. Когда ты была маленькой, ты была так далека отэтого. Чистая, совершенно не меркантильная девочка, много читала, занималасьмузыкой, бальными танцами, фигурным катанием. И ради чего? Чтобы броситьинститут и стать домохозяйкой, женой нового русского?

Кира Георгиевна растопырила пальцы веером и помахала рукой уНаташи перед носом, скорчив при этом надменную гримасу. Наташа не выдержала ирассмеялась.

– Ничего смешного, – проворчала Кира Георгиевна, – тупойапломб, наглость и жестокость. Вот законы, по которым живет твой муж и подобныеему. Он мог своровать, убить. Там у них это нормально, в порядке вещей.

– Мама, где – там? Что ты плетешь, подумай… – Онабезнадежно, тяжело вздохнула и замолчала на полуслове.

Возражать не было сил, разговор старый, гадкий, стоиловернуться к нему, и сразу во рту почему-то возникал вкус прогорклой овсянки.Кира Георгиевна не любила своего зятя Саню и никогда не скрывала этого. То, чтопроизошло, подтверждало ее правоту: Саня темная личность, человек безвнутреннего стержня, без принципов и нравственной основы.

Вместо того чтобы работать по специальности,инженером-строителем, он занялся чем-то сомнительным, торговал всякой дрянью,таблетками для похудания, средствами для выведения волос, эликсирами,поднимающими мужскую потенцию, омолаживающими витаминами, причем все этоактивно и неприлично рекламировалось, объявлялось чудом фармацевтики,лекарствами двадцать первого века, но не было одобрено Минздравом, инеизвестно, какие имело побочные эффекты. Сама Кира Георгиевна двадцать пятьлет честно прослужила в районной санэпидемстанции рядовым врачом-гигиенистом, смужем развелась, когда Наташе было три года, с тех пор презирала всех мужчинвообще и каждого в частности. Чем старше становилась Наташа, чем явственнеймаячила перспектива ее собственной, отдельной взрослой жизни, тем чаще ивдохновенней произносила Кира Георгиевна свои монологи о цинизме ибездуховности современных молодых людей. Когда появился Саня, вся эта кипящаялава презрения обрушилась на него, и возражать не имело смысла, тем болеесейчас.

Наташа уже несколько минут пыталась снять с Димыча шапку.Она вышла из дома без перчаток, руки ее застыли и все не могли отогреться.Распухшие пальцы никак не справлялись с узлом. Димыч хныкал, ему хотелосьспать, ему не нравилось, что его так долго и неловко раздевают, тормошат, ктому же его пугал сердитый голос бабушки, он чувствовал, что взрослые ссорятся,и готовился зареветь всерьез. Если бы он не был таким усталым и сонным,наверное, уже давно заглушил бы своим ревом это взрослое безобразие.

– Дай-ка я развяжу, ты только путаешь! – Кира Георгиевнаотстранила Наташу, присела на корточки перед Димычем. – Что ты здесь накрутила?Не могла нормально завязать? Ты хоть позавтракать успела?

– Я не хочу есть. I

– А в голодный обморок хочешь хлопнуться, ко всем прочимрадостям? То же мне, декабристка, жена ссыльно-каторжного. И нечего на меня таксмотреть. Иди, возьми там сыру в холодильнике, бутерброд себе сделай. Деньги,деньги… Больные вы все, честное слово. Вот и сейчас наверняка у тебя только икрутятся в голове суммы с нулями. Ты о другом должна думать. Ты должна,наконец, сделать серьезные выводы. У тебя сын растет.