– Какие выводы, мама? – крикнула Наталья из кухни и хлопнуладверцей холодильника.

– Самые серьезные, Наташа. Самые серьезные. С кем ты живешь?Как ты живешь? Ты посмотри, какие люди окружают твоего мужа. Один только этотВова Мухин чего стоит! У него на лбу написано, что он настоящий бандит, еслитолько на таком узком обезьяньем лобике может уместиться какая-нибудь надпись.Кстати, он заходил к вам позавчера, когда ты была у врача.

– Кто? – крикнула из кухни Наташа и уронила нож.

– Вова Мухин.

– Мама, что же ты не сказала?

– Ну, забыла, прости. Неужели это так важно? И что за манера– орать через всю квартиру? Хочешь поговорить – зайди в комнату. Ребенокзасыпает, а ты кричишь.

Наташа влетела с бутербродом в руке. Кира Георгиевна успелараздеть Димыча и уложить в постель. Они стали разговаривать шепотом.

– Зачем он заходил?

– Откуда я знаю? Он мне не докладывал. Вообще, низдравстуйте, ни до свидания. Хам.

– Подожди, мама, я не поняла. Расскажи все по порядку. Онпозвонил в дверь, ты открыла…

– Нет, мы с ним встретились внизу в подъезде. Мы с Димычемвозвращались с прогулки, он нас чуть не сшиб дверью. Я смотрю – физиономиязнакомая. Поздоровалась, он не ответил. Вот и все общение.

– А ты уверена, что это был Вова Мухин? Ты, кажется, виделаего не больше двух раз, и очень давно.

– Я еще не в маразме, слава Богу, и память на лица у меняотличная. Ладно, ты не болтай, ешь. Бледная как смерть. Смотри, не доедешь доадвоката.

Наташа принялась за бутерброд. Хлеб был ее любимый,бородинский, к тому же еще теплый. И сыр «чеддер», тоже ее любимый, но жевалаона вяло, без всякого аппетита.

– Мам, а когда ты вернулась в квартиру, там ничего неизменилось?

– О, Господи, – тяжело вздохнула Кира Георгиевна, – ну чтотам могло измениться? Никого ведь дома не было.

– И все-таки, постарайся вспомнить. Это очень важно.

– Наталья, у тебя губы дрожат, ты посмотри на себя взеркало, на кого ты похожа. Подумай, до чего твой драгоценный Санечка тебядовел! Вот это важно, и об этом ты должна сейчас думать.

– Ну что ты меня все пилишь? И так тошно. Пойми же тынаконец, Саня не убивал, его подставили, поэтому сейчас важна каждая мелочь.Вместо того чтобы ворчать, ты бы лучше попыталась вспомнить все подробно проМухина.

– Да, конечно, этот самый Мухин его и подставил, я всевидела, но тебе нарочно не хочу говорить. – Кира Георгиевна саркастическиусмехнулась. – А тебе не приходит в голову, дорогая моя девочка, что если этопроизошло, значит, были причины. Вот меня, например, никто никогда неподставит. И тебя, я надеюсь, тоже.

Наташа ничего не ответила, глотая слезы, отправилась вванную, чтобы сцедить молоко в бутылочку для следующего кормления.

На прощанье, уже на лестничной площадке, ничуть не стесняясьсоседки, которая ждала лифта, Кира Георгиевна сказала громким, торжественнозвенящим голосом:

– В общем, так. Тебе, конечно, надо пойти в юридическуюконсультацию, и с Димулей я посижу, но пойти тебе надо только с одной целью:посоветоваться, как быстрее оформить развод и разменять квартиру. Ты поняламеня?

Говорить с матерью убитого было настолько тяжело, что ИльяНикитич заинтересовался этой дамой всерьез. Елена Петровна Бутейко держаласьмолодцом, и не подумаешь, что потеряла единственного сына, однако почему-тоотказывалась отвечать на многие вопросы, самые простые и невинные.

– Зачем вы лезете в нашу жизнь? Какое отношение все этоимеет к нашему горю? Вы ерундой занимаетесь, – она опрокинула в рот стопкувалокордина, поморщилась, тряхнула головой, как будто хлебнула чистого спирту,и уставилась на Илью Никитича сухими злыми глазами.

– Я веду расследование, – напомнил он.

– Зачем? Убийца задержан на месте преступления. Что тутрасследовать? Судить его надо. Судить и расстрелять!

Илья Никитич сидел за шатким кухонным столиком у окна. Прямов стекло упирались голые ветки тополя. По веткам прыгал снегирь. Ярко-краснаягрудка была единственным цветным пятном на черно-белом фоне пасмурного зимнегопейзажа. Застиранные ситцевые шторки только добавляли серости.

– Вам от этого станет легче? – тихо спросил Илья Никитич,так тихо, что Елена Петровна не расслышала.

– Расстрелять – выкрикнула она и хлопнула ладонью по столу.

Стол был покрыт вытертой клеенкой, такой же клеенкой сфруктовым рисунком были оклеены стены кухни. На белых пластиковых дверцах маленькогобуфета пестрели остатки облупившихся переводных картинок.

– Не надо так кричать, – попросил Илья Никитич, – следствиеидет, вина Анисимова еще не доказана.

– Тут нечего доказывать. Вам надо убийцу судить, а выпытаетесь опорочить семью, от которой уже ничего не осталось. Я знаю законы. Яне обязана вам отвечать на вопросы, если мои ответы могут принести вред моейсемье и мне лично! – выпалила Елена Петровна, вскинув подбородок.

– О каком вреде вы говорите? – тяжело вздохнул Илья Никитич.– Я задал вам простой вопрос: чем занимался ваш муж раньше? Разве в трудовойбиографии Вячеслава Ивановича есть что-то опасное для вашей семьи?

Бутейко резко встала и начала метаться по крошечной кухне,из угла в угол. Лицо ее побагровело, сухие глаза засверкали.

– Мой муж в больнице. У него инфаркт. Как вы смеете копатьсяв его прошлом? Вас это не касается! Это вообще не относится к делу! – Онакричала так, что у Ильи Никитича зазвенело и зачесалось в ухе.

– Простите, Елена Петровна, почему вы так сильнонервничаете?

– Потому, что у меня убили сына! Потому, что у меня тяжелоболен муж!

– Я понимаю и соболезную.

– Мне ваши соболезнования не нужны. Они ничего не стоят,ваши соболезнования. Моего мальчика не вернешь! Я отказываюсь отвечать на вашиидиотские вопросы.

– Отказываетесь отвечать, – понимающе кивнул следователь, –ну что ж, давайте официально оформим ваш отказ.

– Мой сын убит. Мой муж в больнице, в реанимации. У негообширный инфаркт. Хоть капля совести есть у вас? Я жаловаться буду.

– Елена Петровна, я вам очень сочувствую, вы можетежаловаться, это ваше право. – Бородин старался говорить как можно мягче. – Вы вкоторый раз повторяете то, что мне отлично известно. Вашего сына убили, ваш мужв больнице. Я могу понять ваше состояние, но реакция на мои простые вопросыкажется мне странной. Я всего лишь попросил вас рассказать, чем занимался вашмуж.