Его жертва дернулась, извернулась, отчего меня еще немножечко насадило на когти, и камнем бросилась вниз, прямо на толпу чудовищ, над которыми ястреб затеял драку.

Я из последних сил удерживала себя в сознании, боролась с тошнотой и ненавидела всех без разбору.

Резко дернувшись вверх, ящер удостоился моего сдавленного стона и глухо зашипел, не успев увернуться от метнувшегося нам на встречу ястреба.

А потом меня уронили.

Я летела, просто падала с огромной высоты, а за спиной ни крыльев, ни даже парашюта. Зато внизу мохнатые спины, плечи, парочка рогатых голов и холодный взгляд черных глаз. Падать туда решительно не хотелось, но спасать меня никто не спешил. Ястреб пытался оторвать ящеру крыло, еще не успев сообразить, что я лечу вниз, а тот, вцепившись когтями в птичий бок, не переставая шипел.

Две секунды, и я приземлилась на одну из мохнатых спин, чудом не нанизавшись на рога, отбила себе все, что можно, потерялась на несколько мгновений в темноте, пока бок горел огнем и обещал вобрать меня всю в эту незабываемую боль.

Дальше были лапы и опять черные глаза.

Меня не стали рвать на части, даже не попытались надкусить, а просто потащили к этим страшнючим гуманоидам.

Я лежала на лапах одного из монстров с приплюснутой мордой мопса и медвежьей комплекцией, истекала кровью и уже совсем ничего не понимала.

— Зачем она тебе?

Если язык светлячка я понимала с трудом, то стоило только заговорить бледненькому, как виски заломило от боли. Переводчик исправно работал, но я чувствовала, каких усилий ему это стоило.

— Она странная, — ответил второй, — хочу понаблюдать.

Низкий и будто бы густой, его голос совсем не походил на человеческий.

— У нас другое задание.

Я обвисла в удерживающих меня лапах, очень достоверно изображая бессознательное и полумертвое тело сломленной жертвы и слушала, очень от этого страдая. Голова болела так, что даже бок обиженно притих.

— Я знаю.

Я попала в плен. Именно я. В плен к стремным дядькам. Я.

И вот тут возникало сразу три вопроса: И почему я такая невезучая? И почему не побежала искать убежище и прятаться, когда была такая возможность? И можно ли первый вопрос считать ответом на второй?

Они не разожгли костер, не разбили лагерь, даже не выставили дозорных, а меня просто привязали за ногу к дереву, чем и ограничились.

— Мы не имели права бежать! — в ночной темноте было сложно разобрать, кто из двоих темноглазых говорит, но мне почему-то казалось, что это тот, который не хотел меня тащить с собой когда они отступали в лес.

— Тебя ранили, — спокойно заметил второй, — ты был не в состоянии контролировать свою часть отряда. Я чувствую, что даже сейчас ты с трудом удерживаешь их.

— Алани промахнулись, — огрызнулся раненый.

— Мы не знаем, сколько еще зарядов у них осталось. Ты ослаблен, второй удар должен был убить тебя.

В ответ послышалось злое рычание.

Они, конечно, не знали, что у оборотней было всего три кристалла и судя по всему, теперь их осталось только два… а у Свера появились большие проблемы, так как гуманоидов было тоже двое, что исключало любой шанс на повторный промах.

— Мы должны были держаться до последнего. Это наш долг, — непримиримо прохрипел первый. Ему было больно, отчего слова делались очень неразборчивыми.

Голова у меня болела не переставая, а переводчик продолжал работать. Почти дымился, но упрямо не хотел отключаться.

— Это наша ошибка, — не согласился второй, — именно нетерпение является причиной наших поражений.

— Те слухи, о твоих предках, это ведь правда? — в голосе раненого слышалась злая усмешка. — Что среди них был человек. Грязная кровь. Ты ведешь себя не как достойный сын высшего Кара. Что за хозяйка могла осквернить себя связью с человеком?

— Ты обвиняешь меня? — от угрозы, проскользнувшей в холодном голосе, мне сделалось не по себе. И не только мне, раненый сбавил тон и почти мирно произнес:

— Я ранен, я не могу тебя обвинять.

В воцарившейся тишине было очень хорошо слышно, как сопит войско этих двоих. Пока главные выясняли отношения, простые монстры отдыхали. А я страдала, боясь шевелиться и глубоко дышать. С каждым неосторожным вдохом бок напоминал о себе горячей болью, мне было плохо, страшно и хотелось пить.

— Твой питомец еще не сдох? — раздался насмешливый вопрос, когда я уже почти уплыла в горячую полудрему.

Зашуршал сброшенный на землю плащ, а ко мне подошел черноглазый гуманоид. Присел рядом и зажег на ладони небольшой огонек. Синеватые отблески играли на непонятном знаке, покоящемся на узкой груди. Кожаный доспех странно смотрелся на этом существе, подчеркивая его нездоровую худобу. Никаких украшений на нем не было, только подвеска, замысловатостью линий очень напоминая кельтские символы.

— Рана серьезная, — с неудовольствием констатировал он, разглядывая почерневшую от крови рубашку, — Ана-Са, кажется, у нее кровь черная.

— Кто бы сомневался, — проворчал раненый, которого звали Ана-Са, — грязные, ничтожные создания.

— Мне нужна мазь, — вслух сообщил этот ненормальный, продолжая меня рассматривать. Ответом ему было возмущенное требование не переводить ценный продукт на такое никчемное создание как я.

— Лучше таруша какого-нибудь излечи, — взмолился Ана-Са из темноты, — их много раненых.

Я лежала молча, не чувствуя в себе сил даже попытаться отползти от черноглазого, вернувшеося ко мне с какой-то деревянной баночкой. Сил хватило только на протестующее мычание, когда он задрал мою рубаху, чтобы осмотреть бок.

— Наи-Са, — позвал раненый, пока меня осторожно обмазывали прохладной мазью, почему-то тонко пахнущей сырой землей, — зачем она тебе? Мы не можем ее даже допросить.

— Я не знаю, — просто признался Наи-Са, размазывая свой «очень ценный продукт» по моему боку, — но если мы хотим завоевать эти земли, нам нужно научиться понимать их жителей.

— Глупости, — фыркнул Ана-Са, которого я уже подумывала про себя звать просто Ана. Создавалось впечатление, что все эти «-са» не часть имени, а что-то другое. Титул какой-нибудь, быть может, ранг, или просто вежливое обращение, — мы уже однажды захватили эти земли.

— Это было слишком давно, — Наи поднялся, возвращая меня в темноту. Светлячок, горевший над худым плечом, пока он обрабатывал мою рану, уплыл вместе со своим хозяином, — сейчас же мы не в состоянии пройти дальше первого круга.

— Если бы проход был открыт дольше, — проворчал Ана, — мы бы смогли провести больше воинов.

Наи ничего на это не ответил, и разговор завял сам собой. Лежа в темноте, на голой земле, привязанная к дереву, я недолго прислушивалась к себе, пытаясь понять, куда ушла боль и не убьет ли меня непонятная мазь. Если верить ощущениям, все было очень хорошо, даже голова стала меньше болеть.