Несмотря на то что жизнь единственного сына была глубоко безразлична Диане Спейн, она требовала, чтобы он непременно стал юристом. Тогда он сможет засудить всех и вернуть отнятые у них деньги. Гринго послал мать подальше тем, что поступил на службу в полицию. Деятельность детектива была не совсем той областью права, о которой грезилось миссис Спейн. И все же, когда у нее развилась ранняя деменция, он забрал мать к себе. Это стоило ему брака — или, по крайней мере, приблизило его конец, — но он был единственным ребенком и не мог поступить иначе. Теперь он поселил ее в дорогое учреждение для пожилых в Малахайде[46] и навещал каждую неделю. Ему приходилось стискивать зубы под широкой улыбкой всякий раз, когда мать говорила медсестрам, что он адвокат высшей категории.

— Как долго мы тут сидим? — спросил Банни.

— Чуть больше двух часов.

— А сколько еще предстоит сидеть?

— Недели, если не месяцы.

— Мне уже скучно, я хочу, чтобы что-нибудь случилось.

В этот момент входная дверь дома Картера отворилась и на пороге появился он сам.

Гринго посмотрел на Банни в притворном изумлении.

— На твоем месте я бы использовал следующее желание на кого-нибудь посимпатичнее. — Затем он взял рацию. — База, это альфа двадцать девять. Главная цель покинула дом и уходит пешком. Начинаю сопровождение.

— Вас понял.

— Даже не посмотрел в нашу сторону, — вздохнул Гринго. — Обидно. Ненавижу, когда меня игнорируют.

Банни завел машину.

— Что ж, давай глянем, куда направился мальчик Томми в это прекрасное утро.

Они поехали за ним следом со скоростью пешехода. Томми Картер ни разу не оглянулся. Он шел не спеша, будто на прогулке, приветствуя встречных прохожих. Одет он был соответствующе: аккуратно отглаженные брюки, подогнанный по фигуре твидовый пиджак и очочки с чуть заметным оранжевым оттенком линз — явно для постоянного ношения. Волосы были туго уложены, а баки идеально и модно подбриты. В целом он больше походил на парня, управляющего модным питейным заведением, а не преступной бандой.

Как оказалось, он действительно направлялся в паб — в «Прыгающую форель», если быть точным, через две улицы от его дома, — в единственное лицензированное заведение квартала Кланавейл. Забегаловка была выкрашена в стильный, но уже порядком облупившийся фиолетовый цвет, стоянка блестела осколками битого стекла, а на окнах темнели решетки. Вывески — достаточно большие, чтобы их можно было увидеть из космоса, — уверяли всех неравнодушных, что тут можно посмотреть в прямом эфире любые футбольные матчи, какие только можно пожелать. Слева от входа стоял нелепый уличный столик под большим зонтом. Томми сел за него, и буквально через несколько секунд изнутри вышел мужчина средних лет с большим животом, свисающим с ремня. Мужчина поставил перед Томми маленькую чашку кофе и положил пару широкоформатных газет.

Банни припарковал машину напротив, и они принялись смотреть, как Томми попивает кофе.

— Ты только глянь! — сказал Гринго. — Как по-континентальному. Чисто хозяин поместья.

— Кажется, его совсем не волнует наше присутствие.

— Он ни разу даже не взглянул в нашу сторону. Может, не заметил?

Толстый мужчина появился вновь — в этот раз с тарелкой выпечки в руке. Он поставил тарелку на стол, после чего, наклонившись, выслушал от Томми несколько слов. Затем мужчина посмотрел на машину и опять на Томми.

— А может, и заметил…

Мужчина еще раз кивнул и пошел прямо к ним.

— Господи, — сказал Банни, — у них что, есть сервис быстрого обслуживания автомобилистов?

Мужчина остановился со стороны Гринго и подождал, пока тот откроет окно.

— Мистер Картер приглашает разделить с ним завтрак.

— Серьезно? — удивился Гринго. — Это так приятно…

Мужчина указал на Банни.

— Только его. Вас — нет.

— О.

Банни похлопал Гринго по колену.

— Не бери в голову. Уверен, у тебя еще остались бутерброды.

Банни вылез из машины и пошел через дорогу.

— Если у него будут круассаны с шоколадом, — раздался сзади голос Гринго, — захвати для меня один.

Томми Картер оторвал взгляд от газеты только тогда, когда Банни остановился возле столика. Несмотря на то что он пригласил его лично, Томми разыграл легкое удивление.

— О, офицер Макгэрри, рад видеть. Пожалуйста, присаживайтесь.

— Вообще-то я детектив.

— Неужели?

Банни занял стул напротив.

— Я тоже рад тебя видеть, Томми. Боже, как ты вырос! Я помню тебя размером с кузнечика, а теперь — только глянь! — вооруженный грабитель, вор и сволочь.

Томми аккуратно сложил газету и прищелкнул языком.

— А вы все так же прямолинейны. Я помню, как вы с отцом напивались у нас на кухне.

— А я помню, как ты рыдал, когда я вытаскивал твою жопу из горящего дома.

Томми бросил на Банни неприятно долгий взгляд, после чего покачал головой.

— Я рад за вас, Банни, что вы получили свою минуту славы и все такое, но мы оба знаем, что вы ворвались в наш дом, когда мы с сестрой были в полном порядке.

Банни поднял брови.

— Серьезно?

Посмотрев на мужчину, он вспомнил испуганного маленького мальчика, забившегося под туалетный столик с младшей сестренкой на руках. Затравленные глаза, красные от слез, застыли в абсолютном ужасе. Банни пришлось разжимать детскую ручонку, вцепившуюся в деревянную ножку стола, а потом вытаскивать его — брыкающегося и кричащего.

— Абсолютно, — ответил Томми. — Я бы вытащил сестру сам. Я как раз успокаивал ее, когда вы ввалились.

Рассмеявшись, Банни заметил раздражение, мелькнувшее на лице собеседника.

— Понятно. Верь в то, во что хочется верить.

Томми перевернул газету и провел по ней рукой, разглаживая складки, видимые только ему одному.

— Похоже, твоему отцу совсем нехорошо?

Томми пожал плечами.

— Судя по всему, да. Я слышал, вы нанесли ему визит. Хотите его втянуть?

Настала очередь Банни пожать плечами.

— Как ты верно заметил, мы старые друзья. Он не виновен в том, что ты стал тем, кем стал.

— Да, — ответил Томми. — Я человек, который сделал себя сам.

— Ну, можно сказать и так.

Томми откинулся на спинку стула.

— Как бы то ни было, я подумал: не обговорить ли нам некоторые правила ведения боевых действий?